Друзья и звезды

— Я там же прочитал кучу твоих афоризмов — просто умирал от счастья весь вечер.

— Каких афоризмов? Я ничего не знаю.

— Ну например:

«Сколько ни воруй у государства — своего все равно не вернешь».

Или:

«Труднее всего человеку дается то, что дается не ему».

«Одна голова хорошо, а с туловищем лучше».

— Да, это действительно мое. Это из разных произведений. Я этого не писал. В том смысле, что отдельно не писал. Я же вообще отдельные фразы пишу очень редко.

— «Чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше нам она». Я помню. А там еще было — я запомнил, слушай:

«Труднее всего человеку дается то, что дается не ему».

«Если тебе лизнули зад — не расслабляйся, это смазка».

«Если сложить темное прошлое со светлым будущим, то получится серое настоящее».

— Слушай, откуда ты все это взял? Интересно, я ничего не знаю. Где это можно прочитать?

— В любом поисковике набираешь «жванецкий афоризмы» — и тут же получаешь десяток страниц. Вот подожди, сейчас я открою. Твое? —

«Пока семь раз отмеришь, другие уже отрежут».

«Всякий раз, когда я вспоминаю о том, что Господь справедлив, я дрожу за свою страну».

«Чистая совесть — признак плохой памяти».

— Ладно, уже остановись, я потом сам найду. Хотя мне приятно, конечно, это слышать, как ты понимаешь.

— Нет, ну уж доставь мне удовольствие:

«Порядочного человека можно легко узнать по тому, как неуклюже он делает подлости».

«Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один».

— Ну что-то есть, правда?

9

— Сколько я когда-то слышал тебя на магнитофонах, столько все равно уже не услышу. И пленки-то бывали какие затертые, слова не разобрать, и еще смех все заглушает. Веришь ли, по пять раз взад-вперед гоняли неразборчивые места, чтоб догадаться о смысле и тогда разобрать слова.

— На магнитофонах, по-моему, стали записывать сразу. Еще райкинские спектакли иногда тайком записывали на пленку, и потом эти пленки ходили по рукам. Хрипели страшно. Но пластинки же выходили редко, это морока, редакторы, решения, планы, — а здесь раз, и все. А в конце шестидесятых уже же появились портативные магнитофоны, его можно было сунуть в портфель, в сумку, так стали писать прямо с концертов. Он сидит с портфелем и слушает, и смеется, аплодирует, а там у него торчит в щелке микрофончик, и он уносит весь концерт к себе домой.

— Я помню, как ты рассказывал:

Прилетаешь в город с новой программой, выходишь на сцену такой гордый, что сейчас будешь читать залу все новое, говоришь таким сюрпризным голосом: «Вот этого вы еще не знаете!» — и только произносишь одно слово, они уже кричат: «Знаем!» Да откуда ж вы все так знаете, я это только на той неделе в Москве два раза прочитал — и все?! С магнитофонов.

— Но на концерты все равно ходили, я тебе скажу. Это не мешало. Этот магнитиздат, как его тогда иногда называли, неподцензурный, неофициальный, он только прибавлял популярности.

— В народе говорили, что некоторые концерты записаны прямо с высокопоставленных дач, чуть ли не Политбюро.

— Действительно, приходилось и на дачах выступать, ну зовут, приглашают, понимаешь, просят. И что характерно, я об этом рассказывал уже давно, повторял: ты им читаешь про них же! — а они смеются и кричат: «Давай еще!» Нет, поразительные были люди.

— Я помню, как меня убила и снесла первая фраза твоей вещи: «И что характерно — министр мясной и молочной продукции есть, и он хорошо выглядит!» Я тогда летом с археологами копал Ольвию. Днем раскоп на солнцепеке, вечером пьем местное деревенское вино в спортивных дозах. Привезли из города батарейки к магнитофону и под закат, под канистру виноградного, поставили бобину. А в качестве стола у нас был ровик прокопан по прямоугольному периметру, по колено глубиной, и мы сидели, опустив туда ноги, вокруг этого застолья на уровне земли и травы. Так один от хохота свалился в этот ровик набок вниз головой так, что застрял, и никто не мог его вытащить, потому что сами хохотали как ненормальные.

10

— Миша, ты знаешь, Веллер хочет с тобой поговорить.

— А почему ты мне это сообщаешь? Мы уже говорили. Причем неоднократно, какие проблемы, я не совсем понял.

— В смысле ему очень нужно взять у тебя интервью.

— Да нет, он уже сказал, что ему не нужно.

— Это он просто из деликатности.

— Что-то я его не нахожу излишне деликатным. Андрюша, то есть ты за него ходатайствуешь, что ли?

— Ну типа того, если хочешь.

— Нет, это уже серьезно. Это мне даже нравится. Макаревич обращается с ходатайством к Жванецкому дать интервью Веллеру. Это уже ситуация, а?

— Отнесись правильно, он делает книгу о самых выдающихся людях.

— Он говорил. Тебя там случайно нет?

— Есть.

— Да, кажется, он говорил.

— Ну так?

— Слушай, зачем вам всем я? Ну что это кому даст, ну скажем откровенно?

— Но если тебе не очень трудно.

— М-м-м-эх… Я вернусь из Германии… ну пусть позвонит после двадцатого.

11

— Миша, у тебя будет запись юбилейной программы «Дежурный по стране», десять лет.

— Я сам удивлен. Уже десять лет.

— Я могу посидеть в студии? А то без твоего приглашения как-то неловко впираться.