— Мой отец всегда был очень требователен ко мне, — сказал он. Его пальцы прошлись по краю моей челюсти. — Он не бил меня, но ругался и кричал. Неверная нота во время концерта, неправильно использованная вилка на званом обеде — любая мелочь могла вывести его из себя. Он ждал, пока мы вернемся домой, и целый час обзывал меня "неблагодарным придурком, который никогда ничего не делал правильно". И это, вероятно, было одной из самых приятных вещей, которые он когда-либо говорил.
Мои пальцы вцепились в ткань его рубашки.
— Виктор… это просто ужасно.
— Я ничего не сказал ребятам, даже когда мы поступили в Академию. Им приходилось иметь дело с довольно ужасными вещами, так что я чувствовал, что мои собственные проблемы были не так уж плохи.
Я и понятия не имела. Если с Виктором так обращались, то я не могла себе представить, что пришлось пережить остальным.
— Ты же сам сказал, что так было — ответил я. — Ты хочешь сказать, что он больше так не делает?
Голова Виктора повернулась из стороны в сторону рядом со мной.
— Нет — прошептал он. — Когда Кота и остальные узнали об этом, они помогли мне.
— Как?
Его губы изогнулись в улыбке у моей головы.
— Это история для другого дня. Но труднее всего мне было признать, что дома что-то не так. Иногда я даже подумывал о том, чтобы совсем уйти из Академии и оставить всех здесь, чтобы они ничего не узнали и никогда не узнали. Возможно, это было самое трудное — признаться им в своих проблемах, но для меня и для них это была одна из лучших вещей.
Моя рука ослабила хватку на его рубашке.
— Думаю, это намек.
— Бегство никому не поможет. Мы исправим все, что потребуется. Ты просто должна нам сказать. — Он провел кончиком пальца по моей щеке. — Оставайся с нами, Сэнг. Не убегай от нас больше. Наша группа работает только в том случае, если ты можешь быть честна с нами.
— А что, если это невозможно исправить?
— Есть очень мало вещей, которые нельзя исправить. Смерть, попадание в тюрьму… Но все остальное мы обычно можем выяснить.
— Как?
Он рассмеялся, и его баритон эхом отозвался во мне.
— Ты часто меня об этом спрашиваешь.
— Прости.
Он поглаживал свои щеки над моей головой.
— Не извиняйся.
Честно говоря, я уже не знала, кто я такая. Я все еще была ошеломлена подарками. Я все еще размышляла о рассказе Виктора и о том, как ему удалось заставить отца перестать унижать его. Мне все еще было любопытно, в какую беду попали остальные и как они все это уладили. Разве я не защищала их, когда не хотела беспокоить их из-за вещей, с которыми могла справиться?
Мне пришлось довериться его опыту. Все, что мне нужно было сделать, это сказать им. Почему это казалось самой трудной частью?
— Я хочу остаться с тобой, — прошептала я. Это было проще всего сказать. Я хотела, чтобы он, все они, знали об этом.
— Ты уверена? — спросил он уже более спокойным тоном.
Мои пальцы снова вцепились в его рубашку. Я хотела быть уверенной, что он знает, что я имею ввиду.
— Да.
Рука Виктора у моего лица переместилась на спину, крепко обнимая меня. Он глубоко вдохнул в мои волосы, его дыхание шевелило пряди на моей голове.
— Как тебе будет угодно.
Прижавшись щекой к его груди, я смотрела на картины вокруг нас, на звезды над нашими головами, на очертания кресел, в которых мы сидели. Все, что они делали для меня, казалось таким большим, и все, чего они хотели — это чтобы я осталась с ними. Мне не хотелось расставаться с ними раньше, но я также не чувствовала своего места среди них. Кота обещал, как и все остальные, что это произойдет. В конце концов, я буду знать, где мое место в их компании. Вот во что я должна была верить, вот о чем мне нужно было постоянно напоминать себе, так это о том, что я принадлежу этому миру. Я ведь принадлежу какому-то месту, верно? А почему не с ними?
Там, в темноте, рядом с Виктором, и его обещанием, что они хотят, чтобы я была с ними, и обещанием других, показанных мне на фотографиях, звездах, одеждой, всеми новыми вещами, они делали все, что могли, прежде чем я даже знала, чего хочу, чтобы убедиться, что я верю в это, как они.
Мы притихли. Было много вещей, которые я хотела сказать. Мне хотелось еще раз поблагодарить Виктора. Мне хотелось расспросить его подробнее об отце, о жизни. Я хотела спросить об остальных. Я хотела сказать ему что-то, проблему, маленькую проблему, просто предложить что-то от себя, чтобы дать ему понять, что я поняла. Но в голове у меня был полный бардак. Все, что мне удалось сделать, это прижаться щекой к его груди и помассировать кончиками пальцев крошечный круг вдоль его ключицы.
Я не хотела отпускать его. Это было так близко, как я никогда не была ни к одному из них. Ощущение тепла и принадлежности просачивалось в меня через его прикосновение, и я хотела, чтобы это длилось вечно.
Его пальцы прошлись по моим ребрам.
— Сэнг? — прошептал Виктор.
— Да, Виктор?
Он убрал руку с моей спины, скользя вниз по моей руке, пока его пальцы не нашли браслет на моем запястье. Его дыхание коснулось моей макушки и нагрело маленький кружок кожи.