— А если серьезно, почему ты интересуешься всеми этими маньяками?
— О каких маньяках ты говоришь в нашем случае?
— О тех, что с обеих сторон. Одни убивают. Другие убивают в ответ. И так далее, и тому подобное. До тех пор, пока однажды не останется ничего, кроме груды флагов, транспарантов и вороха старых газет. Я не могу этого понять.
— Это потому, что у тебя не было любовника араба или израильтянина.
— А если бы и был, что с того?
— Разве ты не знаешь, что лучший способ изучать иностранный язык — в постели? Когда ты вступаешь с человеком в интимные отношения, то начинаешь понимать его образ мыслей, суждения и мотивы поведения…
— Нет уж, благодарю! Я скорее согласилась снова пережить все то, что я перенесла из-за Карла, чем связаться с кем-то, у кого кинжал за поясом.
— Ну, не все они с кинжалами, — засмеялся Маури. — Есть у них кое-что и кроме кинжалов.
— Рискуя потерять в твоем мнении, я все-таки постараюсь не иметь дело с гражданами тех государств, которые слишком много задолжали Чейз Манхеттен банку. — Саша наклонилась и стала развязывать кроссовки. — И пожалуйста, не уклоняйся от ответа, — добавила она, поднимая глаза. — Расскажи мне о твоих делах с Ближним Востоком.
— Военная форма, — повторил Маури. — Но ты мне не веришь. Где-то я слышал, что форма притягивает женщин. Поэтому, когда еще мальчишкой я стал интересоваться противоположным полом, у меня появилась мечта сделаться пожарным. Когда я немного подрос, то стал мечтать о службе в полиции. А уж когда поступил в колледж, то всерьез подумывал о карьере военного. Блажь прошла, когда я осознал ее происхождение.
Саша сняла с головы повязку и встряхнула волосами.
— Какое это имеет отношение к Ближнему Востоку?
— Итак, я понял, что форма кружит голову женщинам. Но еще больше они сходят с ума по тем парням, которые ногой открывают двери таких заведений, как клуб «21» или ресторан «Максим».
Маури шутливо ткнул себя кулаком в щеку.
— Ты хочешь сказать, что все швейцары в дорогих ресторанах — арабы или израильтяне?
Как это ни забавно, но, кажется, она начала понимать происхождение его печали.
— Не валяй дурака, — проворчал он. — Все, что я хотел сказать, это то, что женщины стоят немалых денег. Особенно для человека, вроде меня. Поэтому-то я и подался в телевидение, чтобы ворочать большими делами и жить припеваючи.
— Ну и как? — серьезно спросила она.
— Что ну и как? — задумчиво переспросил он.
— Живешь припеваючи?
Мгновение он смотрел на нее, а потом заговорил быстро и взволнованно:
— Телевидение дает мне ощущение собственной значимости, а работа с новостями — чувство власти. Без войны же и без терроризма, да и вообще без всякого этого ближневосточного безумия, нет забойных новостей. А нет забойных новостей, нет и моей работы. Значит, прощай моя значительность. Я потеряю влияние в качестве ведущего эксперта…
— А это значит, что тебя отодвинут за ненадобностью. Все дело именно в этом. Нет моря крови — нет Бендекс?
— Фу, как грубо!
— Может быть. Но хорошо бы поинтересоваться у этой Бендекс и у подобных ей, почему они не хотят ложиться с тобой без того, чтобы прежде ты предъявил им двадцать четыре трупа невинных людей, которые только и сделали, что отправились за билетами в офис авиакомпании. — Она задохнулась от вновь нахлынувших на нее воспоминаний. — Боже, — пробормотала она, закрывая лицо руками, — опять начинается!
— Что я могу сделать для тебя? — беспомощно спросил Маури.
— Помоги узнать все о том маленьком мальчике, который погиб при взрыве, — ответила она.
— Говори! Тебе нужно выговориться!
— Я не могу, — просто сказала она. — Пожалуйста, Маури, если у меня возникнут затруднения, помоги!
— Какая польза от того, что ты узнаешь?
— Не в пользе дело. Нужно вытащить на свет зло. Я не могу объяснить, что я чувствую по отношению к этому мальчику… Он был такой беззащитный… После всего этого ужаса, я не думаю ни о чем, кроме него. Я не могу объяснить, — повторила она.
— Что бы ты не пожелала, — спокойно сказал он, — ты знаешь, я тебе помогу.
Ей стало легче от его слов.
— И еще об одном, — начала она. — Когда-нибудь ты научишься говорить о своих проблемах без того, чтобы убегать в эти глупые и бессмысленные сексуальные копания. Когда-нибудь ты оставишь эту отвратительную манеру кривляться, изображая из себя самоуничижающегося еврейчика, потому что, честное слово, это оскорбляет.
— Кого оскорбляет?
Но она знала, что и сам он прекрасно это понимает.
— Меня.
— Когда ты вернешься из Туниса, — сказал он отрешенно, — обещаю, что мы все это обсудим.
— Я заставлю сдержать тебя обещание.
Еще одна мысль пришла ему в голову.
— Все-таки позвони Карлу. — В его словах звучал неподдельный интерес.
Но у Саши не было желания разговаривать об экс-муже.
— Это ему на пользу, — отмахнулась она.
Маури не возражал.
— Между прочим, — сказал он, — мы сегодня ужинаем все вместе — ты, я и Берни.
— Я — нет. У меня встреча.
— Что еще за встреча?
— Встреча как встреча.
— С кем?
— Кое с кем.
— Ладно, Белль. Не хочешь говорить — не говори. Это твое право.
— Пригласи на ужин Бендекс.
— Еще чего!