Друзья мои, приятели

Тут фон Гадке вызвали к барону Барану. Никакого фон Хлипке разыскать не удалось. Никто о нём ничего не знал. Его просто никогда на территории Центрхапштаба не существовало. Зато исчезла вся секретная техническая документация по обработке и обучению гавриков. Все опытные образцы болванов-автоматов были приведены в полную негодность; у одних не двигались руки, у других не действовали ноги, у третьих — ни руки, ни ноги не шевелились, и у всех совершенно не работала голова!

Когда фон Гадке услышал об этом, у него отнялся язычок, и он, фон Гадке, ни слова не мог произнести в своё оправдание. Написать что-нибудь в своё оправдание он тоже не мог: ручки свело судорогами.

А мог бы сказать, например, так:

«Эй вы, главари Центрхапштаба! Да это же я! Господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер фон Гадке по кличке Дядя Съем! У меня самый длиннейший чин в мире! По росту я самый короткий в мире шпион! У меня масса заслуг! Я принёс людям столько горя, что меня лично до сих пор ненавидят и мечтают уничтожить во многих странах! Я выдающийся военный преступник! А что сделали вы? Новой большой войны организовать вы, такие-сякие, немазанные-сухие, не можете! Кто вы после этого? Дайте мне власть, солдат, денег, оружия, допустите меня кнопки нажимать и узнаете, каков я!»

Барон Баран сидел, смотрел на него и думал, вернее, не думал, а гадал: как бы наказать фон Гадке? Надо его расстрелять бы… Он вполне заслужил это. Хорошо, мы его расстреляем. Но ведь тогда всем станет ясно, особенно молодёжи, что даже такие кадры, как фон Гадке, бывают дураками. Трудно будет воспитывать подрастающее поколение шпионов на таких примерах!

Задача стояла двойная: сохранить образ фон Гадке для потомства и уничтожить — для современников.

И барон Баран приказал:

— Подвергнуть господина оберфобергогердрамхамшнапсфюрера почётной спиртизации, предварительно хорошо и вкусно его накормив!

Пока фон Гадке глотал пищу, во дворе центральной шпионской школы на высоком пьедестале поставили стеклянную банку, наполнили её чистейшим спиртом,

Фон Гадке должен был сам туда опуститься и заспиртоваться.

Проходя мимо, молодые шпионы будут кричать:

— Майль!

О такой судьбе мечтал каждый старый шпион. Но фон Гадке мечтал о другом: он хотел жить, чтобы сделать человечеству огромную пакость!

Глава № 45 Препарат балдин (Baldine) в действии

Полковник Егоров крепко пожал руку младшему лейтенанту Юрию Василькову и сказал:

— Командование вынесло вам благодарность за отличное выполнение сложного задания и присвоило вам звание лейтенанта. Долго будут помнить в Центрхапштабе имя фон Хлипке! А теперь вам новое задание — займитесь младшим сержантом госпожой Стрекозой. Надо её в человеческий вид приводить. Надо узнать, с каким же заданием она к нам припорхала.

— Мне с тремя фон Гадками легче справиться, чем с одной Стрекозой. Она же кусается и царапается.

— Действуйте. О результатах докладывать ежедневно.

— Есть!

Настроение у полковника Егорова было среднее, потому что план операции «Братцы-тунеядцы» был неизвестен и командование настойчиво требовало ускорить и усилить работу в этом направлении. Вопрос о засылке в «Гроб и молнию» бывшего ЫХ-000 в принципе был решён положительно, хотя все подчёркивали большую долю риска.

В самом деле, была ли полная уверенность в том, что Фонди-Монди-Дунди-Пэк не подведёт?

— Я полностью уверен, — отвечал командованию полковник Егоров, — что не подведёт. И какое наше дело бывает без риска? ЫХ-три нуля знает все ходы и выходы в «Гробе и молнии». А нашему агенту даже в случае успеха потребуется времени в несколько раз больше, чем агенту «Тигров-выдров».

Пока обсуждали всяческие уточнения и варианты, Фонди-Монди-Дунди-Пэку сделали пластическую операцию лица, и узнать его теперь было невозможно. Он даже сам себя не мог узнать!

Как только он был подготовлен к выполнению задания, полковник Егоров оказал:

— Едем на рыбалку!

На вечерней зорьке клёв был отличный, и они от радости просидели у костра всю ночь. Бывший ЫХ-000 рассказывал о своей трудной и подлой шпионской жизни, и в его исповеди для полковника Егорова было много не только интересного, но и полезного.

На утренней зорьке клевало ещё лучше, окуни попадались куда крупнее вчерашних, и Фонди-Монди-Дунди-Пэк действовал уже как заправский рыбак — не дёргал и сам не дёргался и лишь один раз взвизгнул от восторга.

— Когда вернётесь с задания, — сказал полковник Егоров, — закончим все дела, я возьму отпуск, и уедем рыбачить на целый месяц.

— Я только об этом и мечтаю. Кстати, как поживает Батон?

— Счастлив неимоверно. Хохотал, как ребёнок, когда выпросил вторую подушку. Иногда глазам своим не верю, что бывают такие лентяи.

— Зато от скольких хлопот он вас избавил.

— Да, лентяй — всегда находка для противника.

В понедельник, едва полковник Егоров явился на службу, ему позвонил психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз и взволнованным голосом сообщил: