Друзья мои, приятели

— Завидую? Ей? Одному только я человеку завидую. Сусанне Аркадьевне Кольчиковой. Вот тут у меня слюнки текут. — Петька сплюнул. — Я тоже единственный ребёнок, а разве сравнишь? Мне бы хоть деньков пять прожить так, как она живёт. Ух, я бы!

— А чем у тебя жизнь плоха? — спросила Лёлишна. — Спишь сколько тебе надо…

— А ты знаешь, почему я много сплю? Потому что просыпаться незачем. Вот сейчас вздремнул немного, проснулся — в магазин погнали. Знал бы такое дело, спал бы до утра.

— А давно тебя в магазин послали? — спросила Лёлишна.

— Да с полчаса уже прошло, — ответил Петька, — если не больше. Я ещё когда дверь открывал, то помнил, что в магазин иду. А дверь закрыл, и отшибло память. Только сейчас вот вспомнил. Значит, опять попадёт. По всем правилам. Но ничего! — грозно продолжал он. — Скоро моему горю конец. Ещё несколько лет, получу паспорт и я — свободный человек. Живи как хочешь. Каждый день в кино раза два. Учёбы никакой. Учительницу на улице встречу, не испугаюсь. «Наше вам!» — скажу и дальше пошёл. Благодать!

— Иди лучше в магазин, — напомнила Лёлишна.

— Теперь уже всё равно. Теперь всё равно попадёт. Одна радость у меня сегодня: Сусанна башку себе расколотила. С окошка упала, вобла несчастная. Зебра в клеточку.

— Иди в магазин, — опять напомнила Лёлишна.

— Не командуй! — огрызнулся Петька. — У меня и без тебя командиров хватает. Вокруг меня одни командиры, один я гвардии рядовой. Ничего, в армию пойду, сам командиром буду. Уж я покомандую! Сусанна у меня медсестрой будет. Я ей покажу, где раки зимуют!

— Иди в магазин! — сказал Виктор.

Петька плюнул и пошёл в магазин.

В цирке снова переполох, поэтому очередной номер нашей программы — десятый по счёту — задерживается

Чип получил по заслугам. И если бы он умел плакать, то обязательно поплакал бы от обиды. А если бы он мог рассуждать, то рассуждал бы примерно так:

«Ладно, я виноват. Но почему этот хулиган, по имени Хлоп-Хлоп, сидит как ни в чём не бывало? Ведь это он отвязал меня! Почему же ему дали яблоко, а мне не дали поесть? Почему со мной никто не разговаривает? Почему никто меня не приласкает?»

В это время Хлоп-Хлоп доел яблоко и огрызком запустил в Чипа.

И попал ему прямо в нос.

Чип яростно зарычал, рванулся к обидчику, но опрокинулся на спину, отброшенный назад натянувшимся поводком.

Мартыш зааплодировал сам себе и восторженно запищал. Если бы он мог рассуждать, то рассуждал бы примерно так:

«Глупый же ты, Чип. Уж так в природе устроено — если она даёт силу и острые клыки, то не дает — чего? — ума. Вот я по сравнению с тобой слабенький, но зато хитрый и ловкий. Да ещё умный. Кого угодно обману!»

И опять мартыш сам себе захлопал в ладоши. И радостно заверещал.

А тигрёнок зарычал, оскалив пасть.

Хлоп-Хлоп показал ему язык и упрыгал в зрительный зал.

Вокруг манежа стояла решётка, и Эдуард Иванович повторял со своими хищниками программу.

Мартыш поползал по столбам, покачался на тросике и вдруг увидел брезентовый шланг. Его провели сюда на случай, если звери взбунтуются.

Мартыш вдоль шланга выбежал на служебный дворик и оказался у столбика. А на столбике был ящик с открытой дверцей. А в ящике — кран. И Хлоп-Хлоп не долго думая начал что было силёнок отвинчивать его.

Шланг на глазах как бы превращался в живую змею. Наполняясь водой, он шевелился и даже немного извивался.

Из мелких дырочек брызнули фонтанчики.

Ой, как весело!

Мартыш, как вы, конечно, догадались, сам себе зааплодировал и восторженно запищал: вот как обрадуются все, увидев это чудо — живой шланг!

И представляете, что началось? Вода ударила из брандспойта вверх, под купол, и дождём полилась на манеж, на львов, на укротителя, на рабочих.

Звери зарычали, заметались.

Эдуард Иванович дважды выстрелил из пистолета.

А Хлоп-Хлоп схватил брандспойт и направил его прямо за решётку — давай гонять львов!

Он радостно повизгивал и водил струёй

то вверх,

то налево, то направо,

то

в

н

и

з.

Ох уж как весело!

Ох до чего же здорово!

К нему пытались подойти, чтобы отобрать шланг, а он думал, что с ним играют.

Люди смешно размахивали руками, отбиваясь от струи, закрывали лицо, прыгали по скамейкам.

В суматохе никто не догадался сбегать и завинтить кран.

А Хлоп-Хлоп уже предвкушал удовольствие от того, как все будут его ласкать, угощать сахаром, называть нежными именами. (Например, Хлоп-Хлопик.)

И тут он получил такой пинок, что взлетел в воздух.

Несколько раз перевернулся.

Перелетел через решётку.

И плюхнулся на арену прямо к ногам Эдуарда Ивановича.

От обиды и боли Хлоп-Хлоп ударил себя кулачком в грудь и захныкал.

Эдуард Иванович взял его за загривок и дал ему штук пять шлепков.

Никогда еще он так больно не бил мартыша.

Тот изумлённо уставился на мокрого с головы до ног хозяина.

Но Эдуард Иванович бросил мартыша на опилки и крикнул:

— Вон с глаз моих!

А лев Цезарь, как говорится, ещё добавил — лапой вышвырнул мартыша обратно туда, откуда он прилетел, — в зрительный зал.

Мартыш начинал догадываться, что в чём-то виноват, но в чём именно, понять не мог.

Сидел и плакал.