По команде все встают. Входит командир части, Асеев и Топтыгин.
Полковник, быстро оглядев столы и попросив офицеров сесть, говорит:
— Я уже представлял вам моего заместителя гвардии капитана Кожедуба. А теперь пусть товарищ капитан, по нашей традиции, коротко расскажет о том, где и как воевал.
Говорю о том, что полк, в котором служил, в основном выполнял задачу по прикрытию войск и сопровождению бомбардировщиков. Уничтожение врага способом свободной воздушной охоты для меня задача новая и сложная, но я выразил уверенность, что с помощью своих однополчан овладею этим искусством. Поделился я и тем, как тяжело было расставаться с боевой семьей — одна мысль и поддерживала, что цель у нас всех общая.
— Пожалуйста, садитесь, товарищ капитан, — говорит Чупиков и добавляет — Вижу — волновались. (Летчики слушали внимательно.) Ведь нужно знать, с кем в бой летишь. Теперь, товарищи офицеры, — продолжал он громко, — приступим к краткому разбору летного дня.
Вылетов на свободную воздушную охоту было мало. Командир сжато их разбирает. Закончив, говорит:
— Предлагаю тост за летчиков, которые сегодня успешно выполнили задачу, и за прибывшего к нам боевого товарища!
За ужином медвежонок, ненадолго присмиревший, снова стал перебегать от столика к столику, постукивая когтями о пол. В столовой становится шумно: летчики смеются над проделками Зорьки.
— Теперь, товарищи офицеры, можно покурить, немного повеселиться, — сказал командир.
— До вашего разрешения никто не курил, — заметил я.
— Уж такой порядок в полку ввел полковник Шестаков. Даже после напряженного боевого дня все летчики собираются в столовой и ждут командира. Летчики не курят, не выходят из столовой без его разрешения. Ведь благодаря этому выдержка тоже вырабатывается. Такого порядка я твердо придерживаюсь. А после ужина у нас бывает концерт самодеятельности. Прошу вас, товарищ Фомин, запевайте!
Заиграл баян. Фомин — адъютант третьей эскадрильи — запел сильным и приятным голосом. Летчики подхватили. Пели они песни собственного сочинения про бои над Ленинградом, про свою боевую жизнь.
Последние слова песни отзвучали, и командир неожиданно обратился ко мне:
— Товарищ Кожедуб, просим спеть нам что-нибудь.
— Спойте, спойте, товарищ капитан! — подхватили летчики.
Я стал отнекиваться:
— Да я не пою, голоса нет…
— А у нас те, кто петь не умеют, пользуются особенным успехом!
— Лучше я гопак спляшу.
В стремительном темпе иду вприсядку. Кто-то крепко толкает меня в бок, и раздается оглушительный хохот. Со всех сторон кричат:
— Зорька! Зорька!
Оказывается, ко мне неслышно подкатился медвежонок. Увертываясь от него, вприсядку обхожу комнату. Медвежонок — за мной. Вскочив, я повалил его на обе лопатки. Летчики кричали «бис», хлопали, смеялись.
А я совсем освоился, почувствовал себя в кругу родных людей. Но вот командир, посмотрев на часы, объявил:
— Пора на отдых. Спокойной ночи!
Когда Титаренко, Шебеко и я пришли к себе, из комнаты, где жили летчики третьей эскадрильи, раздался громкий смех. Мы заглянули в дверь и увидели уморительную картину. Медвежонок положил голову на подушку и мирно спал на постели своего укротителя — Мити Нечаева.
Услышав смех, прибежали летчики из других комнат. Стали будить медвежонка. Он ворчит, лапами отмахивается — и ни с места. Осторожно стащили его и положили под койку. Зорька поскулила немного, видит — делать нечего, и снова заснула.
В тот вечер в нашей комнате долго не спали. Товарищи рассказывали мне о боевых делах полка.
А рано утром нас разбудил медвежонок: пришел в гости.
— А, Зорька явилась! Значит, подъем! — воскликнул Титаренко, вскакивая с койки.
Мы стали делать зарядку, умываться, а медвежонок, не дожидаясь нас, первым помчался к машине, которая обычно отвозила летчиков на аэродром.
На КП меня радушно встретил подполковник Асеев; он был заместителем командира по политчасти еще при Шестакове. У нас завязался дружеский разговор.
О замполите я уже немного знал из рассказов Титаренко. На «Лавочкине» он летает недавно, и летать на новой технике его переучивал во фронтовой обстановке Павел Федорович Чупиков.
Готовясь к боевому вылету, Асеев прислушивается к замечаниям опытных летчиков, пусть и младших по званию, на задании показывает пример исполнительности и дисциплины.
…Боевых вылетов в те дни почти не было. Зато я подолгу тренировался на слетанность в паре с Дмитрием Титаренко, изучал район.
Отважный истребитель Дмитрий Титаренко летал ведомым и у Шестакова, и командир как-то упомянул о черте его характера, которую я уже заметил: Дмитрий не любил рассказывать о своих победах, зато всегда оживлялся и обретал красноречие, когда разговор заходил о подвигах товарищей.
Вечерами на КП командир полка и замполит рассказывали мне о бесстрашных советских асах.
Замполит рассказал мне о Герое Советского Союза осетине Александре Караеве, отличившемся в боях за освобождение Советской Белоруссии, о цыгане летчике Кирилле Бачило, о своеобразной боевой паре — Герое Советского Союза Евгении Азарове и Андрее Громове.