Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Совместные усилия, важнейшим из которых, возможно, был этот толерантный доклад Ефремова, предотвратили дальнейшее выселение бухарскоподданных евреев[974]. Среди временно оставляемых в крае бухарскоподданных евреев далеко не все занимались крупной торговлей по купеческим свидетельствам первой или второй гильдии, что противоречило закону 1900 года. На 103 бухарскоподданных еврейских семьи, проживавших в 1914 году в Старом Маргелане, гильдейских купцов было всего несколько человек. Немногим больше было их среди 333 семей, ожидавших в Самарканде сенатского рассмотрения своей просьбы о туземном статусе[975].

Таким образом, все попытки Военного министерства и централистов-администраторов выселить бухарских евреев из Туркестанского края, предпринимаемые с конца XIX века до Первой мировой войны, провалились благодаря сопротивлению московских и кокандских промышленных кругов, Министерства финансов, а также некоторых туркестанских администраторов-регионалистов. С учетом позиции Николая II, открыто симпатизировавшего антиеврейским мерам, подобный успех представляется примером победы прагматизма в предвоенной Российской империи. Данный пример, а также разрешение в следующем, 1915 году сотням тысяч евреев, выселенным из прифронтовой зоны, переселиться восточнее черты оседлости – а этот шаг расценивался министрами как ее неофициальное упразднение[976], – говорят, что под давлением общественности царь был готов до определенной степени ослабить остроту еврейского вопроса. В душе он, видимо, воспринимал эти послабления в качестве malum necessarium (неизбежного зла).

2. Вопрос выселения бывших чала (евреев-мусульман) из Туркестанского края

Настоящим испытанием степени гуманности русских администраторов стал вопрос об отношении к бывшим чала. Русская администрация справедливо опасалась, что для них, открыто вернувшихся из ислама обратно в иудаизм, депортация в эмират может оказаться более драматичным событием, чем для других бухарскоподданных евреев.

После русского завоевания некоторые семьи обращенных в ислам бухарских евреев, главным образом в третьей четверти XIX века, бежали в Туркестан, чтобы там вернуться в иудаизм. Долгое время власти не обращали на бывших чала никакого внимания. Однако в 1901 году, в связи с ужесточением контроля над проживанием в крае, этим бухарским евреям пришлось известить власти о своем мусульманском прошлом. Зная, что в эмирате бывшие чала могут быть казнены, генерал-губернатор Николай Иванов не стал выселять их обратно в Бухару. При этом он пренебрег заявлением военного губернатора Сырдарьинской области Королькова о том, что закон не дозволяет делать подобные исключения[977].

Иванов лишь распорядился составить негласно список всех бывших чала, проживающих в крае, чтобы в него не попали другие бухарскоподданные евреи. В результате поисков были обнаружены двадцать девять семей бывших чала. Генерал-губернатор распорядился официально предупредить их, что они никогда не получат статуса туземцев и за любой неблаговидный поступок будут выселены. Опасаясь иммиграции других чала в край и связанного с этим недовольства эмира, Иванов приказал впредь выселять назад всех евреев-мусульман, которые тоже захотят переселиться в Туркестан. Его решение в 1907 году было поддержано Военным министерством, а также Министерствами иностранных и внутренних дел[978].

Непонятно, впрочем, как этот приказ Иванова можно было бы применить на практике. Ведь не было никаких ограничений на переселение бухарских мусульман в край, а чала именно таковыми формально и являлись. Только после официального возвращения в иудаизм, т. е. уже находясь в крае, бывшие чала превращались в бесправных здесь иностранных евреев, которых по закону действительно можно было после обнаружения выселять. Поэтому данную часть приказа Иванова следует рассматривать лишь в качестве формального предостережения. Вероятно, так к этому относились и его последователи. Когда в 1908 году пятнадцатилетний Рафаил Бараков бежал из Бухары в Ташкент, где вернулся в иудаизм, и депортация могла обернуться для него казнью, его также оставили в крае[979].

Здесь уместно отметить, что согласно русскому законодательству обратившийся в ислам еврей не получал никаких привилегий и продолжал считаться бесправным евреем. Это подчеркивалось в 1909 году специальным разъяснением Сената, основанием для чего послужилa декларированная Манифестом 1905 года свобода совести[980]. Тем самым государство продемонстрировало свое селективное отношение к религиям, поскольку евреи, перешедшие в христианские вероисповедания (даже в неправославные), освобождались от ряда дискриминационных ограничений.