Друзья Пушкина в любви и поэзии

Вот в сторонке божий храм
Виден одинокий;
Двери вихорь отворил;
Тьма людей во храме;
Яркий свет паникадил
Тускнет в фимиаме;
На средине чёрный гроб;
И гласит протяжно поп:
«Буди взят могилой!»
Пуще девица дрожит;
Кони мимо; друг молчит,
Бледен и унылый.

Но и этого мало. После сцены в церкви, Жуковский усиливает эффект – он далее пишет:

Вдруг метелица кругом;
Снег валит клоками;
Чёрный вран, свистя крылом,
Вьётся над санями;
Ворон каркает: печаль!
Кони торопливы
Чутко смотрят в тёмну даль,
Подымая гривы.

И наконец, снова смерть, снова гроб:

Что ж?.. В избушке гроб; накрыт
Белою запоной;
Спасов лик в ногах стоит;
Свечка пред иконой…
Ах! Светлана, что с тобой?
В чью зашла обитель?
Страшен хижины пустой
Безответный житель.
Входит с трепетом, в слезах;
Пред иконой пала в прах,
Спасу помолилась;
И с крестом своим в руке,
Под святыми в уголке
Робко притаилась.

А ведь баллада была свадебным подарком…

Нет, не подумайте, что Василий Андреевич Жуковский отделался только таким вот стихотворным подарком. Когда зашла речь о приданом, он, чтобы достойно выдать замуж любимую племянницу, продал одну из своих деревень. И вот 14 июля 1814 года Воейков и Сашенька Протасова венчались в Подзаваловской церкви.

В день свадьбы у Жуковского появились какие-то неясные, дурные предчувствия. Он даже написал Маше: «Милый друг, когда я стоял в церкви и смотрел на нашу милую Сашу, и когда мне казалось сомнительным её счастие, сердце моё было стеснено и никогда так не поразило меня слово “Отче наш” и вся эта молитва».

Но надо было как-то устраивать жизнь. Небогатым помещикам в ту пору надо было иметь какое-то казённое место – на доходы с деревень не прожить. Жуковский содействовал назначению Воейкова на профессорское место в Дерптском университете.

Но тут-то всё и началось.

Жуковский не решался приезжать в Муратово. Он понимал бесперспективность новых попыток просить руки и мечтал об одном – хотя бы жить рядом со своей возлюбленной.

Между тем молодожёны собирались в Дерпт, куда сам же Жуковский устроил Воейкова. Узнав, что Екатерина Афанасьевна едет с молодыми и берёт с собой Марию Андреевну, попросил у сестры разрешения ехать с ними. Мария Андреевна вначале согласилась – она же относилась к своему сводному брату очень тепло, она любила его по матерински. Но беспокойство о дочери взяло верх, и Жуковский получил отказ. Екатерина Афанасьевна объяснила это тем, что сватовство Жуковского и отказ ему обострил её отношения с дочерью, и теперь ей нужно было как-то их наладить.

В январе 1815 года Александра Андреевна с мужем отправились в Дерпт. С ними поехали Екатерина Афанасьевна и Машенька.

В Дерпте в то время был расквартирован егерский полк, вернувшийся из заграничного похода. На лекции к Воейкову стали частенько захаживать офицеры полка. Заходил и шеф полка генерал-майор Афанасий Иванович Красовский (1781–1843). Было известно, что именно под его командованием полк в апреле 1814 года был за отличия переименован в гренадерский егерский.

Афанасий Иванович был очарован Машей и стал ухаживать за ней, причём у него появился союзник – Воейков был заинтересован в этом браке. Но внезапно полк получил приказ следовать в новый боевой поход. Красовский в марте покинул Дерпт. В марте же, едва разминувшись с ним, в Дерпт приехал Жуковский. Рассказ о сватовстве огорчил Жуковского – быть может, он именно в тот момент начал понимать, что преградой к счастью может быть не только близкое родство, что ведь Маша – девица на выданье. Вот уж сестра, которая на два года моложе, замужем.

Жуковский снова попытался договориться с сестрой Екатериной Афанасьевной. Он хотел быть рядом, чтобы предотвратить подобные сватовства. Он обещал, что не преступит грань братских отношений. И сестра хотела верить. Хотела, но не могла. Она сделала всё возможное, чтобы не дать Жуковскому и Маше оставаться наедине, хотя и жили они в Дерпте в одном доме. Лишь тайная переписка связывала влюблённых. Так в творческом наследии Жуковского появился «дерптский дневник», ещё его называли «дерптские письма-дневники».

Конечно, эти тайные отношения отразились на творчестве поэта.

И вот тут ещё раз проявилась подлая сущность Воейкова, который ведь ещё недавно считался едва ли не другом Василия Андреевича. Он пользовался помощью и протекцией, а теперь подло шпионил за влюблёнными.

Николай Иванович Греч писал о Воейкове: