было очень приятно видеть склоненные головы и покорно согнутые спины. Но, в конце концов, ему все-таки пришлось произнести команду: «Три», — и все облегченно выпрямились.
Петрушка стоял в самом первом ряду физкультурников поневоле. Ему, конечно, не составляло никакого труда вытянуть руки, нагнуться и выпрямить спину. В другое время это ему доставило бы удовольствие, а тут он видел, что Трафарет нарочно унижает жителей, и поэтому кланяться ему было особенно невыносимо. Но что поделаешь? И Петрушка терпеливо склонялся и раз, и другой, и третий, в то время как его глаза следили за каждым движением Трафарета. Вот Трафарет окликнул повара, и тот повернулся в сторону ворот. Этого момента только и ждал Петрушка. Он повернулся лицом к жителям, склонился перед ними в низком поклоне
так, что в сторону Трафарета была обращена только согнутая спина да торчала красная заплатка на желтых штанах, которая сверкала, как цветок мака на ржаном поле.
— Вот так надо кланяться, — подражая голосу Трафарета, проверещал Петрушка.
Кругом захохотали.
Трафарет прервал разговор, поглядел на всех. Мальчик усердно кланялся, колесом выгибая спину. Успокоившись, Трафарет снова обратился к повару. Покрутившись на одной ножке, Петрушка повернулся к правителю спиной и, согнувшись, опять показал красную заплатку на штанах.
— Вот как нужно кланяться, — повторил он.
Снова раздался смех. Но когда хозяин оглянулся, все усердно продолжали кланяться.
Возмущенный Трафарет позвал на помощь своих помощников. Они были освобождены от занятий гимнастикой, потому что и без того кланялись Трафарету чуть ли не до земли. Правитель поставил Словолова справа от шеренги, Шагосчета — слева, а Дыхомера — сзади и приказал внимательно смотреть, кто правильно и кто не правильно выполняет упражнение.
— Раз! Два! Три! — вел счет Трафарет, и подданные терпеливо кланялись.
Когда хозяину наскучило произносить однообразное: «Раз! Два! Три!», он объявлял, что первое упражнение закончено.
— Второе упражнение для голоса, — оповестил Трафарет. — Я хочу вас научить почтительно здороваться, вежливо и приветливо. И как только я скажу: «Раз» — вы все должны громко сказать: «Слава мудрому Трафарету, врагу зеленых растений!» Поняли?
Никто не ответил, и Трафарет решил, что молчание — знак согласия.
— Раз!
Все молчали. Хозяин снова объяснил, как нужно выполнять упражнение, и опять закричал:
— Раз!
И снова все молчали.
Правитель чуть согнулся и дохнул на толпу горячим воздухом. Все испуганно отступили на шаг и закрыли лицо ладонями.
Трафарет опять повторил:
— Раз!
Смелый Петрушка выручил товарищей и дурашливо, по-сорочьи заверещал, коверкая слова:
— Сла... мудр... Тра-та-та-рету, врагу растений!
Несколько голосов поддержали его. Но как поддержали! Сапожник
Карай хрипел, как ржавая петля на дверях, дровосек Ива выл, как шакал в степи, а водонос Горбыль не то кашлял, не то хрюкал после каждого слова.
— Слава — хрю, мудрому — хрю, Трафарету — хрю!
— Хватит! — крикнул Трафарет и снова начал: — Раз!
И опять Петрушка заверещал по-сорочьи, Карай захрипел, Ива завыл, а Г орбыль захрюкал. Остальные кое-как помогали. И хотя хор приветствий получился нестройный и насмешливый, Трафарету было все-таки приятно. Он выпячивал грудь колесом, приглаживал рыжие волосы и, довольный, поглядывал на своих помощников: «Вот, мол, я какой!» И с тех пор гимнастику проводили каждое утро. Дни проходили за днями, но жители так и не научились ни кланяться, ни почтительно приветствовать своего правителя, и Трафарет охладел к гимнастике. Сначала он проводил занятия через день, потом через два дня, потом раз в неделю, а потом совсем перестал.
— Этих тупых и глупых жителей моей страны все равно не научишь хорошим манерам. Они боятся только моего огня, — рассуждал он.
Перед рассветом Матрешка спустилась с чердака. Всю ночь они с Петрушкой говорили о том, как спасти отца, и все-таки Петрушка придумал. И теперь ей, Матрешке, нужно выполнить очень трудное дело.
Матрешка прислушалась к звукам, доносившимся со двора и чердака: есть там кто-нибудь или нет? Легкий ветер перекатывал песчинки, и они тревожно шуршали. Не раздавалось ничьих шагов, не слышалось ничьих голосов. И тогда Матрешка решилась... Она выбралась из сеней, кубарем скатилась с крыльца и засеменила к сараю, где сидел Ванька-Встанька. Дверь сарая была широкая, крепкая, на щеколде висел большой медный замок. В смутных предрассветных сумерках он казался темно-коричневым.
Осторожно нащупывая руками и ногами самые крохотные выемки в стене, Матрешка стала взбираться по косяку. Пройдена треть пути, потом половина, потом три четверти. Вдруг рука у девочки сорвалась, и она слетела вниз. Неудача не остановила Матрешку. Она поднялась на ноги и снова стала взбираться по косяку. На этот раз она благополучно добралась до щеколды, уселась на нее верхом и отдышалась: таким тяжелым показался ей этот подъем.
Теперь осталось самое трудное - забраться внутрь замка, в то отверстие, куда вставляется ключ. Со щеколды Матрешка перебралась