Друзская сага

В унылой тюремной камере за колченогим и шатким столиком, некогда белым, но теперь в мутно-ржавых подтёках жира, сидели трое. Пялились на недоступное пиршество. Консервную банку маринованной кукурузы. Прикидывали, как вскрыть. Есть хотелось от пяток до икоты. Попросту — жрать. Как кабану зимой. До завтрака оставалось долго. Прошедшей ночью в камеру вломились бойцы особого подразделения с трафаретно-внезапным обыском. Всё перевернули вверх дном. Даже плафоны со светильников открутили. «С мясом» выдрали в умывальнике прикипевший от времени сифон, высыпали на пол остатки кофе, сахара и… в конце концов отыскали заточку. Её арестанты берегли в сахарнице как зеницу ока. Не ради обороны или нападения хранили — Боже упаси! Руку положа на сердце — для провиантских нужд.

В результате, друзам накостыляли по шеям. Не сильно, без исступления, но до слёз обидно. На неделю лишили электроприборов и телевизора. На месяц — свиданий и передач.

— Свиданки — одна мутота… К нам и без того никто не ходит. Но как без ящика! Загнёмся! Подхарчиться нечем, — поводя широченными плечами, заметил Хнифас, львиную долю времени проводивший у телевизора, — попробуй не вспомни, как откармливали нас в ресторане Калабуни…

На прошлой неделе адвокат принёс ему подписать документы. Жена подала на развод. Без предупреждения и объяснений. Суд, учитывая обстоятельства, вынес положительное решение в отсутствие второй стороны. Куда деваться! Бывший пожарник, уважаемый член общины, муж и отец — нынче всеми презираемый террорист, осужденный на несколько десятков пожизненных заключений.

— Точно. Как свиней, на убой, — уточнил Анвар, зловеще топорща губы, — Буз, зови дежурного, пусть банку вскроет…

— И хлеба поклянчи побольше, — поспешно добавил вечно голодный Хнифас, — ты как-никак однофамилец Сирийского президента Башара Асада. Или даже родственник?

— Чего сразу Буз? Как что — Буз! Сегодня Артур на смене… оно мне надо? — запричитал маленький смуглый человечек в неопрятной одежде и небритый.

— Заткнись! Сказали позвать — зови. Я с ним по душам поговорю, — гадливо оглядывая подельника, буркнул Анвар.

Буз хотел возразить, но две пары глаз, сверлившие его, не предвещали добра.

— Охранник, охранник, — крикнул он в отверстие двери.

Голос его заелозил в кишке коридора и стих. Оставалось ждать. Артур не любил, когда его отрывали от дела. От большого пакета с семечками. Но если уж звали повторно, здоровью заключённого угрожала встряска.

Бузу повезло, его зов совпал с получасовым обходом. Поэтому русский гигант, свирепый как разъярённый матадором бык, мгновенно возник у решётки, словно дожидался рядом пока позовут.

— Кто тут хрюкал без спросу, — зловеще поинтересовался он у съёжившихся от неожиданности друзов.

— Артур… — примирительно завёл разговор Анвар. Но охранник и слушать не стал.

— Каким боком я тебе Артур, коллаборационист ты хренов? Для многих я Артур… Да! Даже для арабья… Они хоть и террористы, но, как бы, за землю дерутся. Вы — шкуры продажные! Тьфу, ненавижу, — он собрался было уйти, но неожиданно остановился, словно вспомнив о чём-то важном. Выудил из бокового кармана газету. Раскрыл на нужной странице, свернул и зашвырнул в отверстие для подачи пищи.

Друзы ошеломлённо переглянулись. Хнифас поднял газету и расправил на столе. Они уселись и прикипели глазами к тексту, очерченному твёрдым, как камень, ногтем Артура: «И когда вы буквально упрётесь в небо, поймете, что приехали в Хорфеш. Всего двадцать пять километров от Нагарии по извилистым дорогам Галилеи. Вам откроется яркий пейзаж. Лучше раз увидеть, чем стократно запечатлеть. Низкие туманные облака стелются у ног. И перед вами Израиль во всем величии своей красоты. Впрочем, не только изумительные картины можно наблюдать в этой друзской деревне. Знаете ли вы, в каком населенном пункте Израиля наивысший процент выпускников с лучшими в стране аттестатами зрелости? Можно предположить, что в Тель Авиве. Или в одном из развитых городов его агломерации. Но нет. Уже несколько лет первенство принадлежит этому селению в Галилее. Да, да! Средней школе, которую возглавляет одна из наиболее уважаемых и влиятельных женщин в друзской общине, госпожа Букия. Трудно поверить, но до того, как она возглавила школу, там набиралось всего тринадцать процентов выпускников с аттестатом зрелости. Сегодня эта цифра достигает практически абсолюта — девяноста девяти с половиной процента. Вот истинный показатель интеграции удивительного и самобытного народа в израильское общество…»

Буз нарушил молчание:

— Семейка Букия не маленькая. О ком в точности речь?

— Увянь, рептилия! Тебе что так, что эдак, всё задница… Как был голимым ушлёпком, так и остался, — тяжёлая ладонь Хнифаса хряснула поверх газеты. Подгнившие ножки не выдержали, и столик, развалившись, обрушился на пол, — если бы не ты, наши дети учились бы в этой школе…

— Моих в Хорфеше так затравили, — мрачно добавил Анвар, что пришлось перебраться в Нагарию… Чует моё сердце, не выдержат… Пойдут по стопам отцов. Попомни мои слова, Хнифас! Пара-тройка лет, и сядут за решётку…