В третий раз девчонка, как обещала, явилась, когда он был с наложницей. Та испугалась, закричала, пришлось ее отослать. С этим он смирился, по-прежнему не желая подчиняться нечисти. Но куда уж там! Человеку не дано тягаться с тварями иного мира, если только этот человек не колдун. Хотя Ишка, похоже, и колдунам неподвластна, если заставила отступниц делать то, что ей нужно.
На четвертую встречу девчонка не пустила его на совет. С той стороны двери стучали, звали, но ответов Ашезира не слышали. Девчонка же сидела на столе, болтала ногами и глумливо напевала:
— Бедный-бедный император, на советы не ходил, престол упустил, на плахе голову сложил, лай-ла-ла-а-а, сложил.
— Умолкни!
— Голову сложил, доброй славы не нажил, дурной себя покрыл, да и брата погубил.
— Хорошо, — процедил Ашезир. — Хорошо, ты победила. Я сделаю так, как ты хочешь.
Пусть уж лучше им управляет нечисть — тем более что обещает отстать, когда он послушается, — чем кто-то из ли-нессеров начнет управлять Шахензи. Если император не сможет бывать на советах, то быстро утратит власть, а тогда и Хинзара спасти не получится. Спасти не от трона — от смерти. Отцовский бастард, никаких сомнений, избавится от сводного брата, как только тот станет не нужен.
— Согласен? — Ишка прервала ход его мыслей.
— Я уже ответил: да! Только один вопрос: про Ворона я более-менее понял, но зачем тебе нужно, чтобы мы с Данеской друг друга полюбили?
— Вот еще! Это не мне нужно, а жрицам, — фыркнула девчонка.
— Зачем?
— Не знаю, не спрашивала, — она пожала плечами. — Мне все равно, зачем.
— То есть можно не выполнять это их… желание?
— Можешь не выполнять, если не боишься оказаться у них в плену после смерти.
— А ты… ты ведь можешь сделать так, чтобы не оказался?
— Могу, но не буду. Мне это неинтересно.
Проклятая нечисть!
— Тогда убирайся! Оставь меня в покое!
— Хорошая-добрая-честная Ишка всегда выполняет свои обещания. Я уйду — и не вернусь никогда-никогда, если не обманешь.
— Куда уж мне… — буркнул Ашезир.
Тварь исчезла, а он сразу же толкнул дверь в покои Данески: на совет все равно опоздал на несколько часов, так хоть одно дело решит сейчас, чтобы забыть о нем и не думать.
Жена была у себя, слава Гшарху: сидела за столом и, подперев руками подбородок, читала какую-то книгу.
— Ты все еще хочешь поехать на равнинные земли? — спросил Ашезир.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Почему ты спрашиваешь?
— Отвечай: да или нет?
— Да… — пролепетала она.
— Тогда поедешь.
Данеска вскочила, а в ее глазах засияло такое счастье, будто он сообщил… Вообще-то сложно представить, что такое он мог сообщить, чтобы она так обрадовалась.
Вот бы и его кто-то любил так, как она своего не-брата… С другой стороны, что бы он стал делать с этой любовью? Ну, в первое время было бы приятно, льстило самолюбию… А потом? Потом начало бы тяготить.
— Ты… не лжешь? — спросила Данеска и посмотрела с пугливой надеждой. — Почему ты передумал?
— Много думал, вот и передумал. А теперь присядь. Перед тем, как ты уедешь, нужно серьезно поговорить.
Жена опустилась обратно на табурет и побледнела — будто поняла, что разговор и впрямь будет нешуточным.
Ашезир помолчал, подбирая слова, и наконец заговорил:
— Ты не сможешь вернуться из Талмериды в Шахензи раньше середины весны… А я не настолько наивен, чтобы думать, будто все это время ты или он будете удерживаться от соблазна. И ни один мой соглядатай не сумеет находиться возле тебя круглые сутки… даже если этих соглядатаев будет десяток. Поэтому я хочу отк… — он осекся, не в силах выговорить роковые слова.
— Что ты хочешь? Чего? Какой-нибудь клятвы?
— Если бы я точно знал, что клятва подействует, то потребовал бы ее. Но нет… я не уверен. Я не желаю воспитывать чужих детей.
— И?..
— Постараюсь быть откровенным. Я — император, поэтому не могу отпустить тебя к нему — могу только отречься от тебя, отказаться. Но для этого нужен повод. Я его придумаю, если понадобится, но будет лучше, если ты сама его дашь. Когда будешь там, в Талмериде… то не скрывайся со своим не-братом. Мне об этом «донесут». Я многим рискую сейчас, отправляя тебя на равнины, и рискну потом, отказываясь от императрицы и дочери каудихо. Тебе же грозит всего лишь гнев отца.
— Ну-у… я бы не назвала это «всего лишь».
— Можешь остаться здесь, я буду рад.
— Я поеду…
— Ты точно поняла, что это значит?
— Да. Не такая уж я глупая. Поняла, что не буду императрицей. Либо сама дам повод, либо ты его придумаешь, потому что не веришь мне… В любом случае, я окажусь виноватой. Вопрос только в том, за дело или…Уж лучше за дело — не так обидно.
Ашезир вскинул брови и в удивлении покачал головой.
— На многое же ты готова ради…
— Да я на все готова! — прервала его Данеска. — Почти на все.
— Тогда решено? Ты едешь на равнины и… никогда не возвращаешься в Шахензи.
— Да… Но, может, ты приедешь? Я ведь…Я буду скучать по тебе.