Ду Фу

Дворцовые стражники, распахивавшие ворота перед коляской первого министра и стоявшие навытяжку, пока она не скрылась за поворотом, успели заметить, что могущественный Ли Линьфу сегодня не в духе: его лицо было мрачным и хмурым, спина сутулилась, а руки напряженно сжимали костяной веер. Действительно, первый министр провел беспокойную ночь - ему снова чудились зловещие шорохи и скрипы и казалось, что он явственно слышит шаги наемных убийц. Вот они приближаются, сейчас откинется занавеска, и люди с кинжалами набросятся на него, скрутят руки, сдавят горло шелковым шнурком и тряпкой заткнут рот. От этих предчувствий министр ворочался в постели, часто зажигал лампу и звал слуг. Слуги взбивали парчовое одеяло, ворошили тлеющие угольки в курильнице и расправляли шелковый полог над кроватью. Ли Линьфу попросил почесать ему спину (это всегда успокаивало), но, почувствовав прикосновение изящной лопаточки на длинной ручке, вздрогнул, словно от укола кинжала. Было ясно, что самому ему не заснуть. Тогда первый министр велел разбудить одну из наложниц и приказал ей заварить сонной травы. Покрепче - чтобы сразу забыться. Когда наложница подала ему чашу с дымящимся зеленоватым отваром, Ли Линьфу медленно выпил и закрыл глаза. «Теперь, - приказал он, - почитайте мне». Наложница почтительно поклонилась и раскрыла Конфуция. Как раз на том месте, где говорилось о милосердии и справедливости, о преданном служении государю, о долге правителя перед народом, первый министр сладко потянулся и заснул.

Спал он с выражением затаенной угрозы на лице, словно предупреждая своих врагов, что он и во сне сумеет распутать их самые хитроумные козни. Утром Ли Линьфу разбудила бабочка, залетевшая в комнату и севшая ему на руку, - первый министр открыл глаза и велел слугам сейчас же изловить преступницу, осмелившуюся нарушить сон второго человека в государстве. Затем Ли Линьфу откинул шелковый полог, нашарил ногами ночные туфли и стал смотреться в бронзовое зеркало. Лицо его было пепельно-серым от бессонницы и похожим на маску, веки - красными и припухшими. Министр вызвал служанок с пудрой, румянами и духами, а тем временем слуги одели его и подали завтрак. Едва притронувшись к еде (проклятая бессонница убила в нем всякий аппетит), Ли Линьфу собрал нужные бумаги и отправился во дворец... Во дворце он вызвал своих шпионов: министру хотелось найти причину беспокойного сна, ведь не случайно же его мучили кошмары. Первый шпион - старый дворцовый евнух - доложил обо всем, что происходило в покоях Ян Гуйфэй. Ли Линьфу слушал внимательно, стараясь не упустить ни единой подробности. «Драгоценная супруга» обладала огромным влиянием на императора, исполнявшего любые ее прихоти. Вот и сейчас шпион докладывал, что специальные гонцы, гнавшие лошадей через весь Китай, доставили госпоже Ян нежнейшие плоды личжи, не успевшие потерять ни цвета, ни запаха, и «драгоценная супруга» лакомилась ими в своей спальне. Затем она разучивала новый среднеазиатский танец, играла на колокольчиках-литофонах, подаренных императором, принимала ароматизированную ванну и гуляла в саду.

Кто навещал «драгоценную супругу»? Только сестры и братья: кроме Ян Гочжуна, у Ян Гуйфэй было еще три сестры и два брата, которые благодаря родству с ней занимали высокое положение во дворце. О чем они говорили? Шпиону не удалось подслушать весь разговор, но ему кажется, что имя первого министра не упоминалось. Писала ли «драгоценная супруга» деловые письма и отправляла ли какие-нибудь подарки? Да, госпожа Ян тайно отправила подарок военачальнику Ань Лушаню, - сообщил дворцовый евнух, и первый министр надолго задумался, услышав эти слова. Он догадывался о преступной связи Ян Гуйфэй с военачальником Ань Лушанем еще с тех пор, как Ань Лушань побывал во дворце. Добродушный, смешливый толстый человечек с огромным животом сумел расположить к себе придворных и самого императора, который однажды с улыбкой спросил, показывая на его живот: «А что там, в этой огромной сумке?» Ань Лушань с находчивостью ответил: «Ничего, кроме преданности моему государю». Ответ понравился Сюаньцзуну; он уверовал в преданность толстого человечка, не подозревая, что тот покорил не только мужественное сердце императора, но и нежные чувства его супруги. Рядом с величественным Сюаньцзуном Ян Гуйфэй приходилось постоянно соблюдать придворный этикет, стараясь не уронить репутацию умной, тонкой и обворожительной женщины. С Ань Лушанем же никакого этикета не требовалось, и «драгоценная супруга» могла позволить себе полнейшую раскованность. Умная, тонкая, обворожительная, она словно бы отводила душу в том, что смеялась не слишком-то изысканным, а подчас откровенно грубым и плоским шуткам маленького человечка. Они с Ань Лушанем словно стремились перещеголять друг друга в шутовстве. «Драгоценная супруга» называла низкорослого толстяка своим «приемным сыном», а однажды, когда Ань Лушань справлял во дворце день рождения, придворные дамы несли его в огромной шелковой пеленке, сообщая всем, что приемная мать только что искупала приемного сына.