ДУ/РА

Романова удивленно моргнула и даже отступила на шаг. Я нахмурился такой реакции и кивнул на дверь.

— Можешь идти.

Девушка удалилась с выражением растерянности на лице и, впервые за год, тихо прикрыла за собой дверь, а не хлопнула ей так, что с потолка штукатурка посыпалась. Теперь я удивленно заморгал ей вслед, а потом просто пожал плечами и выпил свой кофе.

Сделав несколько звонков, взял папку с документами, выключил компьютер. Мельком взглянул в окно на Невский и вышел из кабинета. Подойдя к стойке, посмотрел на Романову.

— Дай ручку и бумагу.

Она послушно протянула мне то, что я попросил. Набросав неровным почерком адрес сервиса и стоимость ремонта ее машины, я протянул квадратный листок для заметок ей, коротко кивнул и пошел к лифту.

До отделения добирался почти полтора часа — спасибо пробкам. Я итак был на взводе из-за идиотов-градостроителей, благодаря которым некоторые улочки были узкими; и дебилов-водителей, которым лучше бы на метро ездить, так еще и дежурный целых семь минут не мог понять, кто я и по чью душу пришел.

— Стариков, меняйте штат. У вас в дежурке одни идиоты сидят, — выпалил, едва вошел в кабинет бывшего коллеги.

— Но-но, Агеев. Ты полегче, нормальные у нас ребята. Зеленые просто, — тот рассмеялся и встал со стула, протягивая мне руку.

Я пожал ее и плюхнулся в кресло, а потом уставился на кофеварку, что стояла на тумбочке у дальней стены. Стариков уловил мою мысль и направился к аппарату. Через две минуты тот тихонько зашипел и начал по капле выдавать черный кофе.

— Вот видишь, — я невольно усмехнулся, глядя на его действия, — Поэтому я не хочу возвращаться.

Андрей снова захохотал, и сквозь смех изрек:

— Да, кофе Илоночки — это что-то. Я тебя понимаю.

Вот почему ее все называют уменьшительно-ласкательным? Один я что ли вижу монстра за миловидным личиком?

Поглядев отчет и сверив бумаги, мы с Андрюхой выпили по кружке бодрящего, а затем я отправился восвояси. Стариков никогда не заострял внимание на том, что я не могу находиться в отделении больше пятнадцати-двадцати минут и всегда быстро ретируюсь.

Не люблю эти голубые стены, этот большой Т-образный стол, покрытый темным лаком, словно из прошлого века (впрочем, так оно и есть), портрет с тем-самым, который глядит на тебя тяжелым взглядом со стены. Мне даже кажется, что он следит за тобой, когда ты перемещаешься по помещению.

Жуть, в общем.

Я с содроганием вспоминаю работу в убойном. Постоянное ощущение беспомощности; того, что у тебя связаны руки. Желание изменить ситуацию, исправить ее и помочь людям, которое смешивается с дерьмом, едва ты сталкиваешься с реальностью. Даже в Чечне было легче. Война была простой и понятной — бей или умри. Взрывай, ломай, разрушай или разрушат и уничтожат тебя. Война была на уровне инстинкта — выживает сильнейший. Просто, как пять копеек.

Но на гражданке… Я видел такие ужасы там, в сорокаградусной жаре. Я видел, как разрывает людей на куски в буквальном смысле, я видел выпотрошенные кишки, изнасилованных женщин и детей — и все это померкло, когда я пришел на службу в милицию. Я думал, что война превращает людей в зверей.

Но я ошибался. Власть и деньги делает людей дикими и беспощадными. Безнаказанность пробуждает в них самое низменное и жестокое. Равнодушие убивает все зачатки человечности и стирает в пыль то, что делает нас людьми.

Именно поэтому я ушел. Мне хватило с лихвой того, что я видел в горячих точках. Видеть то же самое ежедневно в городе, в цивилизации, я не смог. Мне просто хотелось заложить взрывчатку и снести все к чертям собачьим.

Потому что только так я мог бы сделать этот мир хоть чуточку лучше.

Глава 3

Я не помню, как звали этот маленький город

Я не помню в каком это было столетьи

Но я взял тебя в руки, как бедную птицу

Которую ранили глупые дети

Наутилус Помпилиус «Бедная птица»

Илона, 2009

— Илона, ты можешь дать мне конспекты по бухучету? Пропустил лекцию в понедельник, — натянуто улыбнулся Кирилл, мой одногрупник.

— Да, конечно, — я открыла сумку и принялась перебирать тетради. Отыскав нужную, протянула ее, — Только верни в пятницу, у нас экзамен. Я в принципе запомнила, но все равно.

— Окей. Тебя проводить до остановки?

Мы уже вышли из здания и спускались по бетонным ступенькам. Я отрицательно покачала головой и махнула рукой в сторону.

— Не надо, спасибо.

Кирилл пожал плечами, а я побрела по Московскому проспекту, распутывая наушники. Когда злосчастный провод был свободен, вставила штекер в разъем и включила музыку.

Блики, отражающиеся в стеклах домов, заставляли довольно жмурится и улыбаться встречным прохожим. Решив заправиться кофе, забежала в ближайшее кафе. Пришлось снять перчатку, чтобы стаканчик не выскользнул из рук — пальцы приятно зажгло от тонких картонных стенок. Сделав первый глоток и довольно вздохнув, я пошла вперед, чтобы немного прогуляться, и сесть на автобус через остановку.