Дуб тоже может обидеться. Книга 2.

— Доченька моя, доченька ..., — в такт словам отдавались хлопки ударов ее обуви. — Доченька, дочурка, — до школы осталось совсем немного — несколько сот метров. — Дочурка моя ненаглядная....

Словно ветер она пронеслась через школьный двор, который выходил к наглухо закрытой противометеоритными щитами школе.

— А-а! — вдруг где-то совсем близко закричал ребенок. — А-а!

Её словно в сердце кольнуло. Тело самом бросилось в сторону живой изгороди, из-за которой не прекращались детские крики.

— А-а-а-а! — неслось оттуда. — А-а-а!

Тело молодой женщины с хрустом проломило живую стену из сплетенных между собой гибких веток и оказалось на той стороне.

— Доченька..., — тихо прошептала она, застыв перед огромным хищным зверем.

Длинное гибкое тело с лоснящейся кожей лежало почти у ее ног. Его передние лапы еще продолжали когтями вспарывать землю, длинный хвост нервно метался, а массивная морда, обращенная в сторону школы, вновь и вновь издавала угрожающее хрипение. Не нужно было быть специалистом, чтобы понять — Флуут подыхал...

— … Мама, мама, он как выскочит, — запричитало маленькое золотоволосой создание, с силой врезавшись ей в колени. — А я... Я побежала, побежала, побежала, побежала и, вдруг, увидела его! — она на секунду оторвалась от маминых ног и заговорщически подмигнула кому-то в сторону высоченнного дуба.

… Через несколько секунд с поверхности планеты в пространство ушел коротковолновый импульс, который почти сразу же через систему нескольких ретрансляторов попал в V отдел компании Биотек, занимающейся производством и продажей квазиразумных биотехнологических охранных систем «Охранитель», «Страж», «Монолит» и т.д.

_____________________________________________________________

Огромный лесной массив северо-восточнее поселка Барановичи. Территория Белорусской АССР. 20 ноября 1942 г.

В одной из землянок, вырытых в русле давно высохшего лесного ручья, разговаривало четверо. Все были жителями нескольких окрестных сел, вынужденные уйти под защиту леса с началом немецкой оккупации.

— Поговорить треба, — начал один из них едва все вошедшие сели за дощатый стол. — Слышал я от бойца одного, что Советы возвращаются. Немцам дали хорошо под зад, — сидевшие рядом с ним мужики довольно улыбнулись. — Говорят, теперь все как раньше будет. Слышал об этом, Мирон? — все повернули головы в сторону седого как лунь старика, пользовавшегося непререкаемый авторитетом у большей части жителей лесного лагеря. — Обчество хочет знать, что делать будем?

Слухи о скором приходе Красной Армии и возвращении старых порядков гуляли по лагерю уже не первый день. Выцарапанные у партизан крохи информации о наступлении советских войск с каждой новой передачей обрастали все новыми и новыми подробностями. Вскоре почти каждый житель лесного лагеря, от сопливого пацана до убеленного сединами старца, был убежден, что всех, кто оставался в оккупации, и у кого нет специального документа о сотрудничестве с партизанами, ждет если не сибирский лагерь, то ущемление в правах точно. Зная весь этот разгул слухов и их полную несостоятельность, дед выждал несколько секунд.

— Что кум поджилки трясутся? — посмеиваясь спросил он у задавшего вопрос. — Эх вы... Вона какие вымахали орясины, сединой уж покрылись, а ума-то ни на грош не прибавилось! — с укоризненной проговорил, он обведя глазам всех троих.

— А что? — крупный мужик в потертой косоворотке смял в руках кепку. — Гутарят же, что идут красные... С руки им врать-то?! Чай мы не цаца какая, чтобы нам врать-то... Командир ихний руками аж махал. Мол колхозы по новой станут. Теперича вообще всё собирать будут — и поросей, коз и курей. Как жить то будет, Мирон? — он насупил брови, всем видом показывая, что уж он-то добровольно отдавать своих кур точно не собирается.

— Сколько раз тебе, дубина ты стоеросовая, говорить, что не надо всех брехунов слухать! — дед не на шутку взъярился, сбрасывая с себя весь степенный вид. — И людям скажи, что нечего болтать что нипопадя! Эх! Раньше, чай тоже гутарили, что в колхозы всё будут забирать! И что! Кто твоих курей заберет, Кондрат?! — казалось еще чуть-чуть и старик, привстав, стукнет по лбу своему собеседнику. — Помнишь, как брехали, что в колхозе все будет общее — и буренки, и лошади и... женки? Мол, всех баб в селе соберут в клубе и станут они общими. Тоже языком махали! Все вместе на полу спать будем, одним одеялом укрываться будем из одной миски хлебать будем...

С каждым новым словом Кодратий опускал голову все ниже и ниже, словно хотел спрятаться под крепкой столешницей, а его соседи, по-видимому, думавшие до этого точно также, скромно кряхтели в длинные бороды.

— А людям вот что передай-те, — успокоившись через несколько минут, проговорил он. — Говорил я с Отцом, — Кондратий моментально вскинул голову, да остальные двое оживились. — Все он знает. Отец сказал, что детей своих в обиду не даст. Оборонит от любой напасти, спасет от любого лихоимства... Ясно?

Те с довольным видом закивали головами.