Дуб тоже может обидеться. Книга 2.

Эта новость сразу же была встречена разноголосым ревом возмущения.

— Врешь!

— А нас?

— Кто сказал?

— Да, хватит орать! Они же еще месяц должны были здесь торчать?!

— Петрухин сказал. Только что! Мол в связи с изменением международной обстановк...

Из-за этого шума и гама будущие командиры грозный машин не заметили, как к кафедре невозмутимо прошел их преподаватель — заместитель начальника училища.

— Товарищи курсанты! — вдруг как гаркнет он, разом перекрывая весь издающий этим балаганом шум. — Что за анархию здесь развели? Где староста?

Зная грозный нрав своего наставника, курсанты в несколько мгновений оказались за высокими партами.

— Так... Что случилось? — хмурясь, он обвел глазами притихшую группу. — Срываете занятие в военное время? — в классе установилась просто могильная тишина. — Курсант Ветов! — с одной из парт вскочил высокий как каланча парень. — Доложить о причинах этого безобразия!

Тот несколько секунд беспомощно смотрел на своих одногрупников, а потом чуть запинаясь начал докладывать.

— Товарищ майор, докладывает курсант Ветов. Я услыша... Э-э-э Мы …, — умоляющие глаза принесшего новость курсанта сделались просто круглыми.

— Хватит мямлить! — рявкнул преподаватель. — Доложите как положено!

— Товарищ майор, — промямлил парень,потея от испуга. — А правда, что соседей наших на фронт отправляют?

Багровое лицо майора побледнело и сразу же вернуло цвет обратно, что предвещало небывалую грозу. . Курсанты съежились на местах, стараясь казать незаметными.

— Ах, сукины дети..., — в сердцах буркнул он, спуская пары. — Ничего от вас не скроешь... Садись уж! — махнул он рукой на стоявшего перед ним на вытяжку курсанта. — Приказ пришел, сынки, — негромко проговорил он, фиксируя взглядом сидящих на местах парней. — Завтра планировали объявить. В связи с обострением обстановки на фронтах приказано всех курсантов старших курсов направить в действующую армию. До 4-х месяцев сокращается срок обучения в училище.

Класс замер, в тишине переваривая сказанное майором. Грозные слова «обострение обстановки на фронтах», в действующую армию», «пришел приказ» каплями расплавленного металла упали на сердца молодых парней, еще «вчера» носивших школьный портфель. Они жгли их души все сильнее и сильнее, причиняя неимоверные почти физические страдания.

— Товарищ майор, — Ветов вновь встал с места. — А почему нас оставили? — в его голосе звенело возмущение. — У нас тоже последний курс.

— Да-да, а мы? — поддержал его не менее возмущенный голос. — Здесь остаемся — бока наедать?

Молчать! — закричал преподаватель. — Вы следующими поедите, — галдящие курсанты мгновенно примолкли. — Поняли?! А сейчас, неучи, чтобы в первом же бою не сгорели как свечки, смотрите сюда и запоминайте!

Внезапно помрачневшие парни уставились на стену напротив, куда майор крепил пару больших, примерно метр на метр, плаката. С одного из них на курсантов смотрел мастерски нарисованный танк мало привычных очертаний. Это был довольно высокий танк (в сравнение с советскими, да и с немецкими) с узкими гусеницами и кургузым орудием, смотревшимся на такой махине несерьезной пушкой (это было в большей степени ложное впечатление, так как у танкового орудия был довольно «убойный» калибр — 75 — 76 мм.). Чуть ниже шли его проекция в фас и профиль.

— Наиболее уязвимые места у среднего танка М4 Шерман...

Отступление 182

Реальная история

На обшарпанной деревянной стене пестрели десятки разнокалиберных вырезок из американских и английских газетных статей. Разной формы, размера, цвета они до боли напоминали мозаику, составленную неумелой детской рукой. И только лишь обрывки грозных названий говорили о том, что это ни какая не игра...

В самом центре висел пришпиленный большой обрывок бумаги, у края которой виднелась часть корпуса громадного корабля и несколько слов — «Я выжил в аду». Чуть ниже располагался текст. «.... Меня разбудил страшный толчок. Я бросился к кнопке звонка, но не было ни звука. Наверху раздавались страшные звуки — свистки, крики и топот сотен ног. Плач женщин и детей мешался с диким ревом сирены. Я с ужасом понял: произошло что-то страшное. Захватив с собой лежавшие в моей каюте спасательные пояса, я бросился на верхнюю палубу. При этом мне с трудом удалось открыть дверь каюты, которая оказалась заваленной какими-то обломками. Чувствовалось, что пароход кренится. На палубе творилось нечто неописуемое. Яркое солнце освещало пароход и около тысячи обезумевших людей, кидавшихся от одного борта к другому...».

Рядом расположился другой неряшливо обрезанный обрывок газеты. Через него жирной черной полосой шла предостерегающая надпись — «Кто следующий?». От самой статьи практически ничего не осталось. «... Вопрос о безопасности трансатлантических пассажирских перевозок можно считать окончательно закрытым. Гибель лайнера «Мэри Куин» открыла собой настоящую эпоху современного варварства и бессмысленной жестокости...».