Дубинушка

Маша подогнала машину, и они вместе с Зоей кое-как помогли Чубатому забраться на сидение. Через несколько минут они были на строительной площадке храма. Тут как раз только что кончили работу и все зашли в домик, отстроенный и меблированный для будущего священника всего лишь три дня назад. Домик выложили из красного кирпича, покрыли белой жестью, он был очень красив и гармонично вписывался в ансамбль храма. В домике была квартира для семьи батюшки, три комнаты для гостей и небольшой зал для занятий с детьми — нечто вроде церковно-приходской школы. Вениамина положили в комнате для гостей, и Маша, никогда и никого не лечившая, обмыла рану на голове парня, помогла доктору Петру Петровичу осмотреть его. Обступившим Вениамина рабочим и следователю Павлу Арканцеву доктор сказал:

— В него попали две пули: одна по касательной задела голову, другая угодила в кошелёк и ушибла район сердца.

И, повернувшись к Чубатому:

— Будем считать, ты, Веня, в рубашке родился.

А Маша под руководством доктора спиртом и йодом обработала рану, перебинтовала голову. Вениамин приходил в себя и охотно рассказывал подсевшему к нему Павлу Арканцеву.

Рабочие, подсаживаясь к столу, где был приготовлен для них обед, уже знали подоплёку дела. Чубатый уже сказал им: он отдал банкиру кассету с болтовнёй турков о торговле детьми, ну и вот… получил от банкира.

Никто не заметил, как из столовой вышел Борис Простаков и пошел к дому генерала, где он жил. Достал из чемоданчика свой прибор и вновь вернулся в домик священника. Тут он хотел попросить Машу, чтобы та отвезла его в район, где у него объявились вдруг срочные дела. Но эти «срочные дела» подкатили на «Мерседесе» к их домику, и в столовую вошли Тихон Щербатый и банкир Дергачевский. Банкир сразу же прошёл к Чубатому, сел у его изголовья. Заговорил решительно и заметно заикаясь, чего раньше с ним не было:

— Ты говорил кому-нибудь о нашем с тобой разговоре?

— Да нет, зачем же мне болтать об этом.

— Хорошо сделал. Ты молодец, а тех, кто в тебя стрелял, мы найдём и отдадим под суд.

Дергачевский оглядывал парня, искал на нём раны.

— Голову сильно повредили?

— Чуть задели. Доктор говорит, по касательной.

В этот момент в комнату вошел Тихон Щербатый, а за ним Борис Простаков. Он шёл сзади и «ударил» своей пушкой в затылок Щербатому. И прежде чем тот почувствовал в своей голове внезапную свежесть, будто мозги его обдало прохладным ветерком, Борис зашёл со спины банкира и пустил «автоматную очередь» в него. Тот тоже вздрогнул и взялся за лоб, точно по нему ползла пчела. Свежий ветер и у него лёгкой волной зашумел в районе затылка. Оба они, и банкир Дергачевский, и Тихон Щербатый, словно по команде поднялись и пошли в столовую. Здесь им предложили стулья, пригласили обедать, но они прошли один к одному дивану, другой к другому, и так же, словно по команде, заняли одинаковые позы: обхватили головы руками и локтями оперлись на колени. Сидели молча, не шевелясь. Доктор Пётр Петрович некоторое время смотрел на них, а потом решил, что им обоим сделалось плохо. Подошёл к Щербатому, тихо спросил:

— Что с вами?

Щербатый вздрогнул, уставился взором на доктора.

— Нет, нет, Пётр Петрович, со мной всё в порядке.

И поднялся, встряхнулся, но затем снова сел, но теперь уже привалился к спинке дивана и подобревшим, и даже счастливо весёлым взглядом смотрел на рабочих. И будто бы очнувшись от какого-то забытья, обратился с вопросом к Вячеславу Кузнецову:

— Вам нужны рабочие?

— Нет, не нужны. Мы, слава Богу, скоро заканчиваем стройку.

Банкир тоже сказал Кузнецову:

— Вам, конечно, нужны деньги. Деньги нужны всем, и вы мне не говорите, что это не так.

— Деньги бы не помешали, но вы же даёте их под процент. А у меня нет возможности отдавать деньги, а уж если с процентом…

— Не надо отдавать деньги, — воскликнул банкир. — Если епископ даёт вам деньги и не требует отдачи, то почему Дергачевский будет поступать иначе?.. Почему, я вас спрашиваю?.. Вы скажите, что тут ещё надо делать?..

— Ограда. Нам нужна хорошая ограда. У меня есть чертежи, и есть завод, который может сделать, но нет денег.

— Будет у вас хорошая ограда. Уже такая ограда, что вы оближете пальчики. Дергачевский, конечно, умеет считать деньги, но на храм мы найдём любую сумму. И пусть люди знают: Дергачевский верит в Бога, Дергачевский любит Бога, Дергачевский даёт ему деньги. Вы будете приезжать ко мне завтра и получите сколько надо.

— Да, да, — вступил в беседу Щербатый, — у меня тоже лежат в банке деньги, небольшие, но есть кое-что, вы заходите ко мне, и я тоже вам их отдам.