Дубль деменция. Человек и закон

Ночь. Тёмная комната, Свет еле попадает в неё из-за единственного окна. Кровь. Мои руки в крови. Куча трупов вокруг. Вероятнее всего, они убиты мной, по крайней мере, к лежащим на полу я испытывал ненависть. Но ещё большую ненависть я испытывал к человеку, стоящему напротив меня метрах в шести. Его лица не было видно. Он бросил труп, который держал в руках. Это была Эльза. Позже я заметил мёртвых родителей и друзей. Он тихо смеялся и шёпотом звал к себе. Меня разрывало от ярости и отчаяния, от скорби и непонимания происходящего. Я не верил своим глазам. Но решился подойти. С каждым шагом сердце стучало всё сильней настолько, что я слышал его биение в ушах. Этот звук, по мере приближения к оппоненту, заглушал все остальные. Он стоял неподвижно. Как только я подошёл к нему на расстояние вытянутой руки, то сразу быстрым движением схватил его и притянул к себе, чтобы разглядеть лицо. Это был я. Я, чьи глаза были чёрными. Я, который никогда так не улыбался. Словно поехавший серийный убийца, который наслаждается насилием. Его смех раздался эхом в моей голове, перебив стуки сердца, которое уже готово было вырваться. Я застыл, а он всё так же смотрел и смеялся. И только вдалеке был слышен звон. Довольно знакомый звон. Он становился громче и громче.

Я проснулся в холодном поту. Тот звон издавал будильник. Шесть утра. Я пытался прийти в себя. «Это лишь сон. Это лишь сон», – успокаивал себя. Окончательно очнувшись, оделся, спешно умылся и направился на пост.

– Как спалось? – спросил Тихий.

– Пойдёт…

– Сходи наряд проверь.

– Хорошо…

Пока делал обход, не мог выкинуть из головы этот кошмар. Окровавленное лицо мёртвой Эльзы и трупы родных и друзей вселяли страх. Я был сам не свой, что выкурил три сигареты подряд. Словно безумец, поверивший в сон, написал Эльзе и маме: «Доброе утро. Как спалось?» Время было ранее, поэтому ответа ждать пришлось достаточно.

Ответ от них получил примерно в одно время, часов в девять. Все живы, здоровы, спалось хорошо. За это время ничего особого не произошло на службе, кроме того, что я не мог найти себе места. «Столько всего навалилось за столь короткое время, ещё и этот сон…»

Но потом я увидел, как Тихий о чём-то общается с майором, тем самым вспомнил, что он хотел со мной поговорить. Я немного заволновался из-за незнания темы разговора. Когда Тихий пришёл обратно, я у него спросил:

– Так что там Майор? О чём он хотел поговорить?

– А! Тут такое дело…

– Что? – его тон мне совсем не понравился.

– Короче, Начальнику позвонил сослуживец с другой части, где-то с Центральной России – нужно прикомандировать десятерых срочников. Чтобы эту авантюру грамотно организовать, отправить нужно нарушителей…

– Но у нас таких нет. Все адекватные ребята, лично в моём взводе с этим проблем нет, – перебил его я.

– Если нет, то нужно таковых сделать. В этом и заключается твоя задача. Тебе ровно неделя, чем больше подставишь, тем лучше, из них потом выберут самых залётных из всех взводов, – он выглядел иначе. Решительнее, чем когда-либо, будто он репетировал этот разговор дома перед зеркалом.

– Я не собираюсь подставлять пацанов! – естественно возразил я.

– Я всё понимаю, но это, считай, приказ.

– Из-за того, что какому-то там командиру части нужны люди, я должен засадить пацанов? Вы что, издеваетесь.

– Тебе какое дело? Эти срочники – скот, с которым можно делать что хочешь. Что ты так паришься?

– Это неправильно! Так нельзя! – я был зол. Не только от таких новостей, но и от последних слов Тихого.

– Короче говоря, разговор закрыт. Если не выполнишь приказ – пеняй на себя, – после этих слов он удалился, наверняка не желая находиться со мной в одной комнате.

Очередное внутреннее опустошение. За последние два дня слишком часто я его испытывал на себе. «Если я не выполню приказ, то проблем со службой у меня будет достаточно. Плюс ко всему, отношения с коллегами будут не из приятных. Но я не хочу и не могу себе позволить так сделать. Словно мне приказали расстрелять таких. Что если я не согласен? Хоть приказы не обсуждаются, но это полнейший абсурд. Фил был прав – система. Дьявольская система, которая заставляет людей «расстреливать» своих. Если я подставлю пацанов, то чем я лучше того судьи, что вынес приговор отцу Фила», – если сжать, то такие размышления беспокоили меня на протяжении всей вахты. Я был погружён в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Уверен, начальство заметило мой злобный взгляд в их сторону. Я не стал спрашивать или оспаривать приказ. Я решил, что ни за что на свете не прогнусь под них и не подставлю никого из своего взвода, каким бы наказанием мне ни вышло.

До конца службы с Тихим особо не разговаривал. Только то, что касалось наряда, нами обсуждалось. Филу я не рассказал о неприятном разговоре. Когда передал оружие сменщику и пришёл в канцелярию, чтобы переодеться, я взглянул на свою форму и почувствовал отвращение. Отвращение оттого, что я гордился этой формой, которая символизировала честь и доблесть. Однако в тот момент она вызывала лишь чувство стыда и неприязни.