Дублер Казановы

— И то, и другое, а хлеба можно совсем не давать, — процитировала Алла Винни Пуха, наливая кофе себе и Ларе. — Кстати, о хлебе. Давай поджарим тосты, вон тостер стоит.

Достав из упаковки нарезанные ломтики, она кинула их в тостер. Одной порцией она, конечно, не ограничилась.

— Мои килограммы требуют, чтобы их хорошо кормили, — заявила Алла, щедро намазывая маслом горячий тост.

После завтрака Алла пришла в благодушной расположение духа, и её потянуло пофилософствовать.

— Не понимаю, что хорошего в этих особняках? Когда люди покупают пусть даже небольшой участок, что-то сажают, растят и радуются, — это нормально. Даже вырастить пучок редиски или петрушки горожанину интересно. В определенной мере это творческий процесс — ты бросил в землю семена, ухаживал, поливал, полол, и в результате что-то выросло. Но зачем строить эти многоэтажные гробы, вокруг которых голая земля? Они даже здесь пытаются все заасфальтировать, чтобы, не дай Бог, ножки не запачкать. Не каждому интересно возделывать грядки и громоздить теплицы, но можно хоть посадить кусты роз, цветы. Что за дача без цветов? Если когда-нибудь обзаведусь фазендой, все засажу цветами, только я растить их не умею, у нас никогда не было дачи, родителям было жаль тратить на это время, они науку вперед толкали. Научишь, подруга, цветочки возделывать?

Лариса кивнула. Цветы были её хобби, на её собственной даче грядок не было, только цветы и лужайки.

— А для этих «новых русских» самое главное, чтобы было побольше этажей не только наверху, но ещё и под землей, и чтоб были все прибамбасы бильярдная, сауна, тир и прочая хренотень, — продолжала разглагольствовать Алла. — Причем, желательно, чтобы не как у других. Каждый старается переплюнуть соседа и сотворить нечто этакое, а потом хвастается. У Фимки, моего бывшего новорусского бой-френда, была дача на помойке… Кстати, приятного аппетита, дорогая, тема как раз к завтраку.

— Как это — на помойке? — удивилась Лара.

— Ну да, на бывшей городской свалке. Зато близко от Москвы. Выстроил там крутой особняк и возил меня хвастаться. Я чуть не уссалась со смеху, когда Фимка с важным видом водил меня по своему дому и рассказывал, откуда привез выключатели, водопроводные краны, дверные ручки и прочую дребедень. Все у него там не простое, а очень дорогое. В сортире стоят французские освежители воздуха, а во двор выйти невозможно — вонища! Я терпела целых полчаса, а потом говорю, что мне пора домой, я так провоняла его помойкой, что теперь за неделю не отмоюсь, а костюм придется выбрасывать. Фимка обиделся. На том и расстались. Он, правда, потом звонил, но когда я назвала его «помоечным королем», перестал. И Натка такая. Новорусская дебилка. На хрена ей эта дача? Что здесь делать-то? Со скуки же сдохнешь. Читать она не приучена, общаться тут не с кем, во дворе у неё полный голяк. Разве только пить вглухую.

Взяв очередной поджаренный тост и положив сверху аж два куска бэкона, верная боевая подруга возмутилась:

— А чего ты ничего не ешь, все я да я? Хочешь, чтоб я ещё толще стала?

— Я вообще обычно не завтракаю.

— Ну и зря. Как говорит Джоан Коллинз, стерва из стервей, но баба ухоженная и фигуристая: «Завтрак я ем сама, обед делю с приятелем, а ужин отдаю мужу». Мужа у меня нет, с приятелями я обедаю не всегда. Поэтому сама ем и завтрак, и обед и ужин. Константин Мелихан совершенно верно сказал, что для счастья мужчине нужна женщина, а для полного счастья — полная женщина. Молодец! Знает человек толк в женщинах, видно его осчастливила какая-нибудь аппетитная пампушечка. А ты и не ужинаешь, и не завтракаешь, и обедать порой забываешь. Имей ввиду, подруга, Мелихан тебя не полюбит! Нет в тебе того, что нужно мужчине для полного счастья! Ты, конечно, изящная, но скоро тебя ветром качать будет.

— Я пока этого не ощущаю.

— Ну, йогурт-то съешь, в нем калорий мало.

— Ладно, уговорила. За компанию и монах женился, и черт крестился, и еврей удавился.

— Правильно, компанейская ты моя!

— Алка, а кто по твоей социальной градации Мирон?

— Как кто? Обыкновенный бандит. Точнее, бандитский главарь.

— Тебя не поймешь — то ты его жалеешь, то бандитом называешь.

— Бандитом я называла его всегда, и в глаза, и за глаза, — у меня это не заржавеет. А то, что жалею, — тоже верно.

— Почему?

— Потому, что он слабый, закомплексованный мужик, который самоутверждается, собрав банду головорезов.

— Но все же есть в нем и некоторые положительные черты.

— Есть, согласна, — кивнула Алла. — Кое-какие его качества я ценю, потому пока не гоню его в шею. На самом деле я его попросту использую, поскольку нам с тобой нужна защита от ещё более оголтелых бандитов. Мирон, кстати, не обольщается на этот счет, но вынужден мириться с таким положением вещей. А если попробует вякнуть — получит под зад коленом, что я уже проделывала неоднократно. И он неизменно приползал первым. Лишь в последний раз я сама пошла на примирение, сознавая, что явно перегнула палку.