Дублерша для жены

По специальности, разумеется, никогда не работал. Ступени восхождения к нынешнему социальному статусу и благосостоянию таковы. В 1989 году открыл кооператив по продаже автозапчастей. В 1993-м зарегистрировал фирму «Надежда» с более широким профилем деятельности. В 1998-м открылся первый магазин-салон «Мадам Грицацуева». Судя по названию, себя господин Грицын, очевидно, видел в роли Остапа Бендера. Что ж, кажется, эта роль удавалась ему неплохо.

Сеть магазинов непрестанно расширяется. Помимо «МГ» («Мадам Грицацуевой»), Грицын владеет станцией технического обслуживания «Скат» («выросшей», очевидно, из кооператива по автозапчастям), а также является соучредителем частного охранного предприятия «Атос». На это последнее стоит обратить особое внимание, потому как именно в «Атосе», как выяснилось, работал уволенный ныне со всех постов мой первый знакомец Геннадий Геннадиевич Калинин.

Затем я просмотрела базу данных МВД и вот что узнала. Гражданин Грицын в 1990 году задерживался органами внутренних дел, а конкретнее — Заводским РОВД г. Тарасова… по подозрению в бандитизме. Ото! Вот тебе и О. Бендер, который, как известно, Уголовный кодекс очень даже чтил. Было возбуждено дело, но оно, однако, развалилось «за отсутствием состава преступления». Но даже не это привлекло мое внимание, а то, что в расширенном списке привлеченных по этому развалившемуся уголовному делу лиц фигурировала фамилия «Калинин». Очевидно, Ген Геныч с Вячеславом Георгиевичем старые кореши. Неудивительно, что Калинин так обиделся на Грицына за то, что тот его уволил. Наверняка ведь считает, что старым знакомцам, с которыми еще двенадцать лет назад дела делали и едва вместе на шконку не загремели, надо делать послабление. А Вячеслав Георгиевич, по понятиям Калинина, ссучился.

И вот сейчас этот «ссученный» гражданин производил звонки в квартиру, где я находилась на правах почти что хозяйки.

Я видела фото Грицына, когда просматривала данные на него. Но ракурсы Министерства внутренних дел — фас и профиль фигуранта в черно-белом варианте — не оставляли простора для лирических отступлений. В жизни Вячеслав Георгиевич оказался существенно симпатичнее.

Он вошел в квартиру, свежий, раскрасневшийся с мороза, в стильном бежевом пальто и кепке а 1а Лужков. Кепка его молодила. Потому что, когда он ее снял, бросились в глаза и залысины, и седеющие виски, и не в меру просторный блестящий лоб.

— Привет, Алька, — сказал он и довольно бесцеремонно чмокнул меня в губы, прихватив при этом за талию. Потом он как-то по-мальчишески шмыгнул носом, посмотрел на меня сначала анфас, потом в профиль. Но ничего не сказал. Я чуть отстранилась и приняла из его рук пакеты:

— Что это у тебя?

— Да я сам на кухню отнесу!

— Погля-а-адим, — растягивая слова, как Алина, произнесла я, — с чем к нам Вячеслав Георгиевич пожаловал.

— Что это ты меня как в протоколе величаешь? — улыбнулся он, снимая пальто и вешая его на вешалку. — Кстати, замечательно выглядишь. Сразу видно, отдохнула, помолодела душой и телом. Я слышал, ты опять баловалась пластической хирургией.

Не надо так часто, Алина. Это же страшно вредно для лица. Впрочем, все отлично. Отдохнула, отдохнула…

«Видел бы ты, гусь, как я сегодня ночью у твоего разжалованного дружка Гены Калинина отдыхала», — подумала я, а вслух сказала, жеманясь в довольно вульгарном ключе:

— Да-а? Помолодела? А что, разве до Австрии я старая была?

— Ну как же? Когда я тебя видел на твой день рождения, ты все жаловалась, что двадцать семь лет — это все, конец жизни, пора на помойку, и что, когда тебе исполнится тридцать, ты вообще не представляешь, как жить будешь. Правда, тогда же ты говорила, что надо начинать относиться к возрасту, как француженки: дескать, восемнадцать уже минуло. Ну и как там в загранке поживают? — весело спросил Грицын, вынимая из пакетов бутылку красного вина, бутылку шампанского, виноград, апельсины, ананас и несколько упаковок мясных деликатесов. — В Австрии-то… Ты там где была?

В Инсбруке? Или, быть может, в Сант-Антоне?

Я обнаружила, что не имею ни малейшего понятия о том, где именно я «была» в Австрии, поэтому ограничилась расплывчатым:

— Да так, везде понемногу. А поживают там, естественно, прекрасно. Только скучно очень.

— В России, конечно, веселее.

— Да уж конечно! — воскликнула я, снова вспоминая о вчерашних своих приключениях. — Ну что ты меня разглядываешь? Так сильно изменилась, что ли? Открывай вино, что ты его греешь!

— Изменилась… — сказал он после некоторой паузы. — Ты, Алька, себе нос, я смотрю, чуть подправила, как раньше хотела? Кажется, он сейчас поизящнее стал.

И вот еще глаза… Я же тебе говорил: не трогай веки, опасно.

— Но мне лучше?

— Пожалуй. Ты какая-то.., не такая стала. Новая, свежая.

«Э-эх, слышала бы тебя, друг любезный, настоящая Алина, — подумала я, — она бы тебе показала! Нос у меня, выходит, поизящнее, чем у нее. Само по себе это, конечно, не может меня не радовать, но как Алина я должна возмутиться».