Дублет из коллекции Бонвивана

— Неважно! Зато это бриллиантовый дуплет, великая редкость, — Игорь пыхал сигаретой. Этот дядька для нас десятая вода на киселе, а ты перед ним расшаркиваешься: «Дядя Яша, я вас понимаю…» Конечно, понимаешь, как таких, как мы, лохов обводят вокруг пальца вот такие дяди Яши…Теперь иди доказывай…

— А я бы на его месте сделал бы то же самое. Откуда он знает, кто мы, и вечером не пришли бы к нему с мусорами. А деньги он отдаст, никуда не денется. Меня удивляет другое: неужели Рощинский причастен к убийству Этого, как его…Бонвивана?

— Этот хряк мне с самого начала не понравился. Что-то он вертит и крутит, как Лелька моя жопой. То взялся за Симчика, то подсунул нам стекляшку, за которую тем не менее можно срок схлопотать.

— И это все претензии к нему?

— Знаешь, между прочим, на какую мысль меня дуплет навел?

— Не морочь ни себе, ни мне голову, — отмахнулся Альфонс.

— А я кадыком чувствую, если его хорошенько потрясти, из этого Буратинки посыплется и золотишко и бриллианты. Судя по этому кольцу, или у него таких дуплетов черпаками хлебай, или же это самая пустяковая вещь из его золотых запасов…

— А почему тебе надо трясти именно Толстяка, потряси лучше свою Монтану с Королем. У них, я думаю, чулок ничуть не меньше.

— Сравнил хрен с пальцем! У Монтаны, разумеется, деньжура из ноздрей прет, но она же еще не дошла до того, чтобы расплачиваться бриллиантами. А твой дядя Рощинский очень похож на подпольного миллионера. Копыта этот Корейко отбросит — привет родне, все добро останется потомкам…

— Не знаю, — раздраженно сказал Пуглов, — я не местный…Но, если серьезно, я сам видел, как он в сквере собирает бутылки…

— Это для маскировки. А может, бздык на фоне синдрома Плюшкина?

— Не знаю, — повторил Альфонс и стал рассматривать костяшки руки, которой он сбил с ног Короля.

По дороге домой, они заехали к Поэту — бывшему журналисту, находящемуся в очень тесных отношениях с алкоголем.

— Сколько он тебе должен? — поинтересовался Пуглов.

— Дело не в количестве долга, а в сроках его невозвращения. Я понимаю, безработица, вечный запой, но при чем тут мои бабки? Три года и все — завтра. Завтра…

Ройтс имел неосторожность дать Поэту пятьсот долларов на поездку за радиоаппаратурой в Арабские Эмираты. Тот один раз съездил, привез партию видеомагнитофонов и вырученные деньги в течение Великого поста прогулял.

— Под какой процент ты дал ему взаймы?

Ройтс курил и делал вид, что вопрос мимо ушей пролетел.

— Небось, кабальный процент? — желая поддеть дружка, настаивал Пуглов.

— Тут другое…Просто Поэт меня однажды крупно выручил, достал косячок, когда я уже Богу душу отдавал.

— Ну, тогда это меняет дело. Вы почти с ним родственные души…

— Перестань, Алик, сейчас увидишь эту родственную душу…

Поэт жил в аварийном домике — без крыльца и забитыми окнами. В темном коридоре они едва не влетели в открытый сухой туалет, из которого несло тошнотворной вонью.

Дверь не была заперта и в полумраке двадцатипятиваттовой лампочки, в дымном чаду, они с трудом обнаружили диван, на котором спало дурно пахнущее волосатое существо.

Поэт, услышав шаги, вскочил, словно его за мошонку укусила гадюка, и тут же схватился за недокуренную сигарету. Однако нигде не мог найти спички.

Ройтс, теряющий наркоградус, почувствовал как к горлу подступает тошнота. И тоже закурил, но не дал огня Поэту. Тот, не глядя на гостей, бестолково моргал и чесался.

— Ты, я вижу, опять не готов со мной рассчитаться? Или я ошибаюсь? — Ройтс дотронулся до того места, где еще недавно сидел зуб. Поэт идиотски улыбнулся и одной рукой сделал широкой жест — мол, сам видишь, готов или не готов…

Пуглова тоже поташнивало и он механически взял в рот батончик жевательной резинки.

— Валим из этой помойки, — сказал он и направился на выход.

Но Ройтса, только что потерявшего вместе с зубом и порядочную дозу самолюбия, ничья не устраивала. Он взял Поэта за его роскошную, но порядком всклоченную бороду, и потянул на себя.

— Если бы ты был немного почище, я бы тебя сейчас заставил стать шалашиком, понял? Даю еще две недели, со следующей среды включаю счетчик.

— А что ты с меня возьмешь? — резонно заметил контуженный вино-водочными изделиями Поэт и ощерил свой беззубый рот.

А вот этого Ройтс стерпеть уже не мог. Тем более, ему срочно нужна была компенсация за недавно потерянное лицо. Не напрягаясь, он ударил несчастного в лицо и тот, как тряпочная кукла упал на диван-берлогу. Поэт захрипел, изо рта у него потекла слюна вместе с сукровицей.

— Идем, Таракаша! — Пуглов схватил Ройтса за руку. — Неужели тебе мало на свою задницу приключений?

— А мне бабки достаются, сам знаешь как…А этот шнурок, как видишь, не инвалид и вполне может подхалтурить на той же товарной станции. А не хочет работать, пусть немного поворует…Кругом полно богатых дач…

— Пошли! — Пуглов нерасчетливо подтолкнул Ройтса в спину и тот, не удержав равновесия, упал на заплеванный пол.

— Этого, Алик, тебе не следовало делать, — и Альфонс расслышал в голосе своего закадычного кореша угрожающие нотки.

— Не психуй, Игореха! Он с пьяни отбросит копыта, а ты опять сядешь…