Дублин

Документ, который только что получил Фэйтфул, должен был попасть в руки третьего лица, которого звали вовсе не Кларком, а потом – анонимно доставлен к печатнику. И через несколько дней в Дублине, в колониях Ульстера и во многих других местах должен был появиться энергичный маленький памфлет. К концу жизни Пинчер открыл в себе литературный талант. И предметом его нападок был не кто иной, как сам лорд-наместник.

Грозила ли Пинчеру опасность, если бы его авторство оказалось раскрытым? Возможно. В Англии случалось даже такое, что бунтарским авторам отрезали уши. Но Пинчер прожил уже достаточно долгую жизнь, а поскольку личных амбиций у него осталось немного, ему было на все наплевать. Миссией всей его жизни было поддерживать чистое пламя кальвинистской веры в Ирландии и пуританизм, проповедовать Слово Божье, а также уничтожать папистское зло. Пинчер действовал достаточно осторожно: он не нападал на короля, но мог оскорблять – и оскорблял! – проклятого Уэнтуорта.

Но конечно же, все было на самом деле куда глубже и опаснее, и именно поездка в Шотландию в огромной мере ободрила доктора. Что, если пресвитерианцы в Ульстере, многие из которых были шотландцами, заключат такой же договор, как их родня за проливом? А если бы нашлись и другие, от могущественного графа Корка до пуритан в Дублине, и смогли бы нажать на правительство? Если удастся убрать Уэнтуорта, то дела пойдут еще лучше. Как такое могло бы случиться и к чему это привело бы, доктор пока не загадывал. Но общее направление было понятным. Божьи слуги уже на марше, и папистскому королю Англии рано или поздно придется отступить перед ними.

В тот вечер доктор написал письмо одному джентльмену-пресвитерианцу в Ульстере. Имя этого джентльмена сообщили Пинчеру в Шотландии. Закончив писать, доктор улыбнулся самому себе. Он собирался отправить это письмо через собственную новую почту Уэнтуорта.

Поначалу Энн не поняла. А ей бы следовало насторожиться сразу, когда Морис заметил:

– Какое-то у него странное лицо.

А Уолтер взял малыша на руки и сказал:

– Да ведь он только что родился.

Она могла осознать, но в первом всплеске счастья видела только то, что хотела видеть. Остальные уже все поняли, но именно Уолтер решил, когда следует ей сказать, и сделал это сам, очень мягко, как только понял, что Энн уже готова.

– Энн, похоже, малыш… нездоров. – Он помолчал. – Неполноценен.

– Неполноценен? В чем? Как?

– Он будет дурачком.

На мгновение Энн отказалась ему поверить, но потом присмотрелась внимательнее и увидела правду: широкое лицо, скошенные глаза, плоский затылок. Монголоидные черты не оставляли сомнений. Энн и раньше видела подобных детей. В старые времена в некоторых странах, как она слышала, таких детей считали отпрысками оборотней и сжигали у столба. В Ирландии с ними чаще всего обращались добродушно. Но росли они медленно, никогда не достигали нормального роста, почти не говорили. И как правило, умирали, так и не став взрослыми. Неужели ее драгоценное дитя, дитя, дарованное ей О’Бирном, зачатое в дикой красоте гор Уиклоу, могло быть таким? Разве такое возможно? Как же так?

А Уолтер, сказав это жене, поцеловал малыша и положил ей на руки.

– Он Божье создание, и мы все равно будем его любить, – тихо заметил он.

Это было так похоже на Уолтера с его неизменной щедростью, что Энн не могла не быть благодарна. Муж оставил ее с ребенком, и она, прижав к себе малыша и поплакав какое-то время, переполнилась бесконечным желанием защитить кроху, а мысль о том, что жизнь сына будет короткой, лишь усиливала это чувство. Когда Уолтер пришел снова, Энн с вызовом посмотрела на мужа.

– Он просто не совсем совершенен, – заявила она.

Однако Энн интуитивно ощутила: для Уолтера это стало немалым облегчением. Для него было бы уже слишком иметь в доме здорового, красивого ребенка О’Бирна и чувствовать его присутствие как насмешку над своей старостью. Наверное, ее муж мог даже втайне надеяться на то, что ребенок окажется мертворожденным. И в его глазах это неполноценное дитя можно было в каком-то смысле не принимать в расчет, в особенности рядом с его родным красавцем Морисом. И еще Энн не сомневалась: Уолтер, хотя никогда и не скажет этого вслух, наверняка должен был счесть неполноценность ребенка знаком Божьего недовольства поведением Энн. Да и большинство людей подумали бы так же. И если ее муж был слишком добр, чтобы говорить об этом, Энн с уверенностью ожидала чего-то в таком роде от Лоуренса, когда тот неделю спустя пришел к ним, и была весьма удивлена реакцией брата. Взяв малыша на руки и внимательно осмотрев его, иезуит сказал:

– Врачи отмечают, что такие дети обычно родятся у немолодых матерей. Но почему – никто не знает. – После небольшой паузы он продолжил: – Если хочешь, чтобы потом, позже, за ребенком присматривали добрые люди, я могу это устроить. Я знаю одно такое место.

– Я предпочла бы сама заботиться о нем.

– Ну, это уж вы с мужем сами решите. – Он внимательно посмотрел на сестру. – Твой муж, Энн, выше всяких похвал. Истинный христианин.

– Знаю, Лоуренс.