Дублинцы

Морис воспринял запрет с крайним неудовольствием, и брату пришлось удерживать его от открытого протеста. Сам же Стивен его перенес легко: он мог прекрасно расслабиться в одиночестве, а человеческие связи, уж если на то пошло, можно было обрести и с некоторыми из однокашников. Теперь он энергично занимался подготовкой своего доклада в Литературно-историческом обществе и всячески старался придать ему максимум взрывной силы. Ему казалось, что одного слова могло бы хватить, чтобы зажечь в студентах порыв к свободе, или, по крайней мере, его трубный глас мог бы созвать под его знамена некое избранное меньшинство. Макканн был председателем общества, и поскольку он стремился заранее узнать идеи доклада, они почасту вместе уходили из Библиотеки в десять и, беседуя, направлялись к жилищу председателя. Макканн слыл человеком бесстрашным и смелым в выражениях, но Стивен обнаружил, что от него трудно добиться какой-то определенности в тех вопросах, которые считались опасной областью. Макканн мог свободно рассуждать о феминизме и рациональном устройстве жизни: он считал, что необходимо совместное обучение обоих полов, дабы они с раннего возраста осваивались с влияниями друг друга, считал, что женщинам должны быть даны все те же возможности, какие даны так называемому сильному полу, и считал также, что женщина имеет право соперничать с мужчиной во всех областях общественной и умственной жизни. Он отстаивал мнение, что человек должен жить, не прибегая ни к каким возбуждающим средствам, что он морально обязан оставить после себя потомство, здоровое духом и телом, и что он не должен допускать над собой диктата каких-либо условностей во всем, что касается одежды. Стивену доставляло удовольствие обстреливать эти теории меткими пулями:

– По-твоему, никакие сферы жизни не должны быть для них закрыты?

– Безусловно.

– Так по-твоему, солдат, полицию и пожарников тоже следует набирать из них?

– Для некоторых общественных обязанностей женщины не приспособлены физически.

– Готов тебе верить.

– Но им должно быть позволено избирать любую гражданскую профессию, к которой они имеют склонность.

– Быть врачами и юристами?

– Безусловно.

– А как насчет третьей ученой профессии?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты считаешь, из них выйдут хорошие исповедники?

– Ты далеко заходишь. Церковь не допускает женского священства.

– Ах, Церковь!

Как только беседа доходила до этой точки, Макканн отказывался продолжать. Концом разговора обычно оказывался тупик:

– Но ты же лазаешь по горам, чтобы дышать свежим воздухом?

– Да.

– А летом купаешься?

– Да.

– Но ведь горный воздух и морская вода являются возбуждающими средствами!

– Да, но естественными.

– А что ты называешь неестественным возбуждающим средством?

– Опьяняющие напитки.

– Но ведь их производят из природных растительных веществ, разве не так?

– Возможно, но это делается путем неестественного процесса.

– Значит, ты считаешь винокуров великими чудотворцами?

– Опьяняющие напитки изготовляются для удовлетворения искусственно внушенных потребностей. В нормальном состоянии человек не нуждается для жизни в таких подпорках.

– Дай мне пример человека в состоянии, которое ты называешь «нормальным».

– Это человек, живущий здоровой и естественной жизнью.

– Скажем, ты?

– Да.

– Значит, ты представляешь нормальное человечество?

– Представляю.

– Выходит, нормальное человечество близоруко и не имеет слуха?

– Не имеет слуха?

– Да, я так полагаю, у тебя нет слуха.

– Мне нравится слушать музыку.

– Какую?

– Всякую.

– Ты же не можешь отличить одну мелодию от другой.

– Нет, я различаю некоторые мелодии.

– Например?

– Я узнаю «Боже, храни королеву».

– Не потому ли что кругом все встают и снимают шляпы.

– Ладно, допустим, у меня ухо слегка с дефектом.

– А как с глазами?

– Ну, и они тоже.

– Так почему же ты представляешь нормальное человечество?

– В моем образе жизни.

– То есть в твоих потребностях и в тех способах, какими ты их удовлетворяешь?

– Вот именно.

– И каковы же твои потребности?

– Воздух и пища.

– А нет ли каких-нибудь дополнительных?

– Приобретение знаний.

– А ты не нуждаешься также в религиозном утешении?

– Возможно… время от времени.

– А в женщине… время от времени?

– Никогда!

Последняя реплика сопровождалась неким благонравным движением челюстей и была сказана столь деловым тоном, что Стивен громко расхохотался. Что до самого факта, то Стивен, при всей своей подозрительности на сей предмет, склонен был верить в девственность Макканна и, хотя относился к ней с большой неприязнью, решил иметь в виду скорее ее, нежели противоположное явление. При мысли о том, к какой обратной отдаче приводит это не имеющее границ упрямство, его почти что бросало в дрожь.