– Живой? – прошептал кто-то в сухой темноте.
Болели абсолютно все мышцы – даже те, о существовании которых Дубровский раньше не подозревал. Он попробовал сесть, но вновь со сдавленным стоном опустился на покрытую тонким слоем сена землю. Все внутренние органы как будто стали наружными.
– Живой, – ответил Владимир и сплюнул соленую от крови слюну.
– Погоди, тут фонарь где-то… – отозвался Кузнецов. Голос его звучал на удивление бодро и даже несколько весело, будто не ему с час назад чуть не выломали плечевые суставы.
В паре метров от Владимира вспыхнул фонарь. Они находились в ангаре – пахло сеном, в полутьме проступали массивные створчатые двери.
– Вставай, Володь, – сказал Кузнецов. Он сидел у самого фонаря, лицо его было покрыто бурыми пятнами. Правый глаз совсем исчез под вздувшейся бровью. Раздавленная в лепешку шляпа Кузнецова лежала рядом.
Дубровский попробовал пошевелиться, но руки и ноги оказались крепко стянуты веревками.
– А я уже перепилил, – Кузнецов кивнул на прислоненную к ближайшей стене косу.
– Развяжи меня, – попросил Владимир.
Никогда в жизни он не чувствовал себя таким униженным и раздавленным. Грудь распирало от ярости, к горлу подступала тошнота. Кузнецов поднялся на ноги, шатаясь, подошел к Владимиру и, покопавшись немного, развязал его.
Владимир перекатился на спину, сел. Осмотрел себя – кровоподтеки на плечах, изорванную в клочья рубашку, испачканную грязью, следами от ботинок омоновцев и кровью.
– Сам встать сможешь? – спросил Кузнецов, протягивая ему. – Надо выбираться отсюда.
Владимир кивнул и кое-как встал и с трудом сфокусировал взгляд на Кузнецове. У того на лице играла улыбка ребенка, замыслившего очередную проказу. Стало видно, что у него не хватает одного из передних зубов.
Ворота были заперты. Недолго думая Кузнецов тут же стал методично пинать дощатые стены ногой. Вскоре он нашел прогнившую доску и выбил ее с пары-тройки ударов.
– Дай я первый, – сказал Дубровский.
Он высунул голову наружу – фонари не горели, Кистеневка как будто вымерла. Ветер трепал прядь слипшихся от крови волос.
– Давай за мной через десять секунд.
Владимир выполз на снег и, крадучись, пошел вдоль стены. Ничего и никого.
– Эй, – позвал он Кузнецова. – Тут никого.
И поднес палец к губам, призывая сохранять молчание.
– Не хочу, чтобы ничего… ничего, хоть гвоздь последний отцовский, достался этим тварям, – прошептал Владимир, вглядываясь в ночь.
Кузнецов пожал плечами.
– Так всё ж под снос, – с деланным равнодушием ответил он. – Хотя… в ангаре техники тысяч на двести зелёных. Батя твой на нее кредит брал, а поручитель – Троекуров. Выходит, долг на нем теперь. Хоть на эти бабки можем его выставить.
Молча они спустились вниз с пригорка к другому ангару – этот был новее, и там хранилась бо́льшая часть техники.
– Ты посмотри на них, – сказал Кузнецов. – Даже дверь не удосужились запереть.
Дубровский уже собирался пролезть вовнутрь, но Кузнецов остановил его, жестами показав, что разберется сам.