Дуэль

Пьесу, которая разыгрывалась в сей странной спальне, можно было бы назвать «Две лысины и тридцать карликов». В постели среди алых бархатных подушек сидела лысая старуха и хлебала ложкой суп из фарфоровой тарелки. Она производила жалкое впечатление. Лысая голова явно не была данью моде. Просторная ночная рубашка не могла скрыть ужасающую худобу старухи. Морщинистое лицо с выступающими костями черепа было бледным как смерть. Глаза выпучены, как у комика, старающегося рассмешить зрителей. Я понял, что несчастная прошла курс химиотерапии в отчаянной и, по-видимому, безнадежной борьбе с раком.

На покрывале и в изножье кровати сидели и лежали тридцать карликов. А вернее, тридцать моих собратьев разных пород с разнообразным окрасом шерсти. Они взирали на смертельно больную старуху с таким благоговением, как будто она Спаситель, явившийся на землю. Среди них был и Адриан. Несмотря на то что его шерсть была еще мокрой от снега, он уселся хозяйке прямо на колени.

За старухой ухаживал слуга, тоже совершенно лысый. Он был похож на почтенного английского дворецкого и с изяществом подавал хозяйке ужин и ставил на столик на колесиках пустую посуду. Сей странный человек двухметрового роста был одет во все черное и имел такое выражение лица, которому позавидовали бы лучшие актеры Голливуда, исполняющие в фильмах ужасов роли чудовищ и убийц. Блестящая лысина слуги переходила в высокий лоб, под которым располагались глубоко посаженные глаза. На лице выделялись большой нос и тонкогубый рот. Подбородок в форме наковальни довершал картину. Одним словом, слуга этот походил на сбежавшего из психиатрической больницы серийного преступника. Однако его облику противоречили мягкие изящные телодвижения.

Все увиденное произвело на меня странное впечатление. Дом, в котором жил Адриан, походил одновременно на Букингемский дворец и современную шикарную квартиру с фотографий из модного глянцевого журнала. Несмотря на красоту и роскошь, обстановка огромной комнаты внушала беспокойство. Я никак не мог понять причину проснувшейся во мне тревоги, пока не заметил черные шнуры, на которых висели бархатные портьеры балдахина. Шнуры, концы которых украшали кисти, свешивались почти до уровня кровати.

У меня перехватило дыхание. Неужели случайность? Нет, не может быть… Шнур, на котором повесили моего собрата, был идентичен шнуру, который висел в доме Адриана, парня, так много знавшего о преступлении. Хотя, с другой стороны, я не заметил в спальне обрыва на шнурах, все они были в целости и сохранности. Впрочем, возможно, в других помещениях этого огромного дома тоже имелись подобные шнуры.

Лысый слуга взял из рук старухи фарфоровую тарелку и поставил ее на поднос, а потом с подносом в руках поднялся по винтовой лестнице на верхний этаж. Внутренний голос велел мне следовать за ним. Я быстро взбежал по наружной лестнице на террасу третьего этажа. Здесь я остановился у огромного окна и заглянул в него. Сначала я тоже не заметил ничего подозрительного. Еще одна просторная комната, по-видимому, принадлежащая лысому слуге. По роскоши она ничем не уступала спальне старухи, но была более ярко освещена и более рационально обставлена. Обивка стен и предметы мебели тоже свидетельствовали о том, что обитатель этой комнаты питает любовь к Востоку. Комната напоминала нечто среднее между библиотекой, архивом и офисом. Вдоль стен стояли стеллажи с папками и книгами. Лысый слуга, должно быть, вел дела умирающей старухи.

Об этом свидетельствовал и заваленный бумагами стеклянный письменный стол, на котором стояли сразу три монитора. Они были включены, и на экранах высвечивались ряды цифр и какие-то психоделические рисунки, в которых я ничего не понимаю. Кроме того, рядом располагались какие-то приборы с небольшими дисплеями, показывающими диаграммы. По-видимому, они следили за физическим состоянием больной.

Слуга поставил поднос на столик и сел за клавиатуру компьютера. А я тем временем лихорадочно соображал, что бы все это значило. Все увиденное никак не желало складываться в моей голове в единую цельную картину. Во-первых, шнуры… Но такие шнуры можно встретить в каждом втором доме в здешних краях! И убийце не обязательно было обрезать их с портьеры. Хорошая хозяйка имеет запас подобных шнуров и хранит их в комоде. То, что Адриан жил припеваючи у богатой любительницы кошек, находившейся при смерти, не могло, по существу, вызвать подозрения. Скорее грусть и зависть.

Размышляя надо всем этим, я созерцал спину лысого, который быстро набирал что-то, склонившись над клавиатурой. Но тут мой взгляд, словно подчиняясь невидимому магниту, вдруг переместился в угол помещения, где стояло два огромных металлических ящика высотой по пояс человека. Спереди располагались двустворчатые дверцы. Я затаил дыхание, сразу же догадавшись, что это были МОРОЗИЛЬНЫЕ КАМЕРЫ! Но это были не обычные холодильники, а медицинские, для врачей и техников-лаборантов…

— Ну что, Френсис, тебе понравилось это кино? — раздался за моей спиной знакомый голос.