Дуэль

Увидев следующий выступ стены, я подумал, что смогу спастись, укрывшись за ним, и бросился туда. Лапы скользили по запорошенному снегом деревянному настилу. Завернув за угол, я увидел наружную лестницу и со всех ног устремился к ней. Но мои надежды обрести спасение оказались тщетными. Я вдруг почувствовал, как в мою задницу впилась острая игла, и понял, что третьему лыжнику удалось попасть в меня из духового ружья. Я видел, как он появился из-за куста и стал наблюдать за моей реакцией. Сначала я ничего не ощутил и попытался дотянуться зубами до иглы, чтобы вытащить ее из тела. Однако как оказалось, я уже не совсем владел своими членами и начал вращаться по кругу на одном месте. Затем я почувствовал головокружение, страшная усталость навалилась на меня, через мгновение она сменилась удивительной легкостью во всем теле, а потом меня охватило безразличие ко всему происходящему. Чуть пошатываясь, я двинулся по направлению к наружной лестнице. Я, словно Будда, находился в возвышенном состоянии и все земное казалось мне далеким и чуждым. Оказавшись на краю лестницы, я поскользнулся, потерял равновесие и скатился вниз по ступенькам.

Прежде чем потерять сознание, я увидел еще одного лыжника с черным мешком. «Плохи мои дела», — подумал я, пребывая в состоянии, похожем на пьяный угар. Хорошо помню, что при этом меня очень огорчало то обстоятельство, что я пропустил ужин, приготовленный мне Густавом. А затем я провалился в спасительную темноту…

ГЛАВА 4

Мрак не хотел отступать. В моем сознании его прочерчивали ослепительные молнии, похожие на артерии прозрачной сущности. Порой я видел сгустки яркого света, которые вдруг распадались, словно просеянные через призмы, на радужные светящиеся полосы и исчезали. И мое сознание снова тонуло во мраке.

А потом внезапно ударил свет, словно произошел взрыв, и все осветилось вплоть до горизонта. Я почувствовал резь в глазах. Боль постепенно ослабевала, и я увидел, как падает густой снег на что-то белое, светящееся и бесформенное. Но самым страшным в этой картине были белые горящие глаза, смотревшие на меня в упор. Я сразу же узнал их. То были глаза того призрака, которого я видел в саду. Теперь, по-видимому, мне придется познакомиться с этим страшным существом.

Горящие глаза со светло-голубыми прозрачными радужками приблизились ко мне. И постепенно из ослепительной белизны проступили очертания лица, а потом и всей фигуры. Передо мной стоял привлекательный мужчина в превосходном костюме.

Он был похож на немолодого манекенщика, лицо которого с поседевшими висками уже не встретишь на обложках модных журналов, но которого все еще держат из милости в торговой фирме одежды и снимают как модель для рассылочных каталогов товаров. Такие парни не старятся, а становятся только более зрелыми и выдержанными, как хорошее вино. Его загорелое мужественное лицо было покрыто сетью мелких морщинок. Но наиболее интересны были глаза — светлые, прозрачные, как будто светящиеся изнутри.

Конечно, я знал, что это только сон, потому что пожилые манекенщики не бродят под снегопадом среди арктических сугробов в шикарных костюмах и безупречно завязанных галстуках. И еще я знал, что в образах, явившихся мне в сновидениях, воплощаются мои собственные страхи и тревоги.

Лицо манекенщика выражало беспредельную печаль. Этот красивый мужчина был лишен радости жизни. И хотя он улыбался мне, то была всего лишь улыбка вежливости, проникнутая печалью.

— Ну вот мы снова и свиделись, Френсис, — промолвил грустный пожилой манекенщик. — Теперь мы будем видеться все чаще и чаще, друг мой, можешь не сомневаться. Ведь ты — ключ к решению всех проблем. Ты — мое спасение, а вернее, наше общее спасение.

Присев на корточки, он погладил меня по голове. Я вопросительно взглянул на него. Вблизи он показался мне еще более пожилым. У незнакомца были совершенно седые кустистые брови, виски тоже сильно серебрились. Глубокие морщины бороздили кожу. Теперь я видел, что этот манекенщик стремительно стареет.

— Тебя беспокоит твой возраст и то, что ты быстро стареешь, Френсис, не так ли? — грустно спросил он. — Никто не понимает тебя лучше, чем я. Самое страшное то, что в старости чувствуешь себя в душе все еще молодым. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, — ответил я и процитировал своего любимого Шопенгауэра: — «В старости в душе чувствуешь себя все таким же, каким был в молодости, и даже каким был в детстве».

— Совершенно правильно. И чтобы понять, как коротка жизнь, надо жить долго, до глубокой старости.