Дуэль

— Ай грибов тебе не хватает? Их тут — прорва! Чего осерчал? Не с твоей корзины беру. Что Бог послал. Разве за это можно забижать?

— Да хавай ты их хоть жопой! Но почему здесь рисуешься?

— Я тут, почитай, всю жизнь их сбираю. Не знаю других мест. И заблукаться боюсь. Не ведаю тайгу, как иные. Ведь в почтальонах маюсь. Время мало имею. А зарплата и того меньше. Вовсе смешная. На нее не то прожить, помереть неможно. Только-то на место на погосте. А уж про поминки и не думай. Вот и приходится выкручиваться, чтоб как-то добедовать. Благодаренье Богу, что тайга имеется. Ягоды, грибы, орехи дает. Поди купи все это. За год не осилишь, — смотрел старик на парня.

Тот, слушая деда, присел на пень. Глаз со старика не сводил, будто под прицелом держал. У почтальона вся душа в сосульку смерзлась.

— Трудно нынче жить, сынок. Так тяжко, что уже о радостях позабыли вовсе. И повсюду грубиянство, фулюганство единое. Намедни я в банк принес почту. А меня оттуда взашей погнали.

— Тебя за «медвежатника» приняли? — рассмеялся парень.

— Господь с тобой! Я ведмедей вживе отродясь не зрел. Да нешто схож я с им, треклятым? — неподдельно удивился старик.

— А за что тебя выкинули с банка?

— Туда, взавтре, афериста приведут. Так мне охрана сказала. И пужаются лишний люд запускать. Чтоб чего не усмотрели. Чтоб не подсобили ему сбежать. Ну, а я и брехни сдуру, мол, кому надо, едино сбегить. Всякому своя удача от Бога. И аферисту — тож… Меня и выругали, за сочувствие. Банковские. Мол, дурной я алимент. И все тут. Каркаю, ровно ворон. Грозились за такие байки донесть на меня в самые органы.

— Падлы они, не люди, — сплюнул парень, даже не изменившись в лице.

— Я уже так-то не молвлю. А обида — имеется. Нешто взашей гнать старого не совестно? Ить на службе находился, при работе! — ворчал дед.

— Если завтра приведут, то пусть тогда и боятся. Чего заранее ссут.

— Чтоб никто не углядел, не прослышал чего. И торопят. Мол, завтра работать не станем, роздых вышел. Да только-то не на всякий роток накинешь платок. Да и что тут скрытничать? Кому их аферист нужен? Нормальный люд мается. А они всяких стерегут. Ровно дел путных нет для них.

Старик глянул на парня и понял, тот слушал и не слышал его. О своем думал.

Почтальон, нарезав несколько подберезовиков, перекрестился, поблагодарил Бога за помощь в прокормлении и не спеша стал увязывать кошелку с грибами. Обвязал ее марлей сверху, чтоб не рассыпать, не растерять по пути домой.

— Ты, дед, за грубое не сердись на меня. Сам ботаешь, жизнь как параша. С какого боку ни сядь, яйцы вместе с душой к ней примерзают. Так вот и проорали все. Ничего не надыбать нынче. Никому. Так что иди ты в свою хазу. И меньше в тайгу суйся. Коль в городе по волчьим законам дышите, с тайги какой спрос?

— И то верно, — согласился старик и, взвалив кошелку на плечо, вышел на дорогу из тайги, не оглядываясь, вздрагивая, плелся, понимая, что не сводят с него глаз урки. Следят, уставясь в затылок и спину не только взглядами.

Всю эту ночь готовились оперативники к предстоящей операции.

Время и действие каждого — заранее обговорены. Выверялась всякая случайность, непредвиденность, внезапность.

Еще с ночи, пока не рассвело, оперативники заняли свои места в банке. Шли к нему поодиночке, под прикрытием темноты, чтоб никто не увидел, ни о чем не догадался. Входили через служебный, не парадный вход. Едва занимали пост — замирали не дыша. Любая статуя позавидовала бы молчаливой их неподвижности. Но войди в банк посторонний человек, ни одного бы не приметил.

Время тянулось медленно. Серый рассвет, пробившись в окна, возвестил о долгожданном наступлении утра.

Осенью в Охе светает поздно. Оперативники зорко всматривались, вслушивались в каждый звук.

Вот у подъезда заскрипела тормозами тюремная машина. Послышались голоса конвоиров. В дверь банка позвонили. Пора провести следственный эксперимент…

Таксисту еще снимают наручники. Слышен звон железа. Конвой, освободив руки вора по требованию следователя, раззявил рты. Хоть раз в жизни увидят, как бескровно и безнаказанно можно украсть из охраняемого милицией и собаками банка два миллиона.

Таксист, оглянувшись на конвой, насмешливо улыбался. Молодые охранники смотрят на него, как на циркача. «А значит, надо показать им высший класс. Чтоб на всю жизнь запомнили это представленье и день», — думает пахан, разминая затекшие в наручниках кисти рук. И вдруг, не спрашивая, не предупреждая, подошел к водосточной трубе. В три рывка добрался до второго этажа, по узкому выступу, цепляясь за стену, дошел до окна, влез в форточку и исчез из вида. Следователь, едва опомнившись, засек время начала эксперимента. И заторопился… Прошел в банк вместе с охраной. Таксист уже стоял возле подвала, улыбался.

Снова ни одна собака его не почуяла, и постовые милиционеры все ждали, когда начнется следственный эксперимент.

Таксист легко и бесшумно справился с замками. Не брякнув ими, тихо, как и в тот день, открыл дверь в подвал. Закрыл их за собою…

Следователь следил за секундомером.