Дуэль

— Засранец! — донеслось запоздалое ругательство. А Умора хохотал до слез, переломившись в поясе.

Капитан вглядывался в тайгу. За шумом дождя он все же услышал, как возвращается погоня.

Вон и милиционеры показались. Волокут кого-то, браня тайгу и ливень.

— Накрыли! — мелькнуло радостное предчувствие, и капитан бросился навстречу, не глядя под ноги.

— Поймали гада?!

— Никого там нет. Собака за хорьком побежала. Нагнала его. А он ей горло прокусил и всю кровь выпил. Вон его волосы у нее на морде. Да и нора неподалеку. Выкурили мы его. Здоровый гад!

— За хорьком в тайгу бегали? Да вон в будке его родной брат живет! Какого черта так долго канителились? Вы зачем здесь? Кого искать надо? — орал капитан.

— Нет там никого. Собаку только жалко.

— Ну ведь след она взяла с самой будки? — недоумевал капитан.

— Нет никого! Все собаки привели к этой норе. Сбил хорек с толку. Пусто здесь. Видно, он сюда не успел добраться. А теперь, нас увидев, носа не сунет никогда. Для них форшманутое место — западло, — щеголял знаниями молодой милиционер.

— Сам он форшманутый! И моих рук — не минует этот Леший! Из-под земли, мерзавца, достану! — пообещал капитан. И, велев закопать собаку где-нибудь в тайге, пошел к машине, спотыкаясь о каждую кочку.

Умора, выставив зад в дверной проем, хлопнул изо всех сил. Капитан вздрогнул, оглянулся, пригрозив кулаком, сказал грубо:

— Доберусь я до вас, придет время.

Через несколько минут милиция уехала, не пожелав проститься с условниками, какие тут же вернулись в будку.

— Не накрыли они Лешего! Ни собаки, ни легавые, — встретил их Умора, растянув в улыбке рот от уха до уха.

— Весь кайф сорвали, козлы! Только бухнуть собрались. Они, что говно на кентель! — ворчал Мустанг и, словно спохватившись, спросил: — Но где теперь Леший? Как дать ему знак, что смылись легавые?

— Дай стемнеет. Костерок у будки разожжем. Он и прихиляет, — предложил кто-то из условников.

— Легавые, может, в засаду сели и стремачат нашу хазу, — предположил Умора.

— Не дергайся, смотались пидоры! Все до единого! — неслышным призраком стоял на пороге Леший.

— Кент! Задрыга! Чтоб тебя ишак коленом! Цел? Как пофартило тебе? — обрадовался Мустанг Лешему, словно родному.

— Как два пальца… Я — на елку вскочил, забрался в самые лохмы. Приморился. Глядь, овчарка мой след на носу волокет. И к ели. Царапает ствол, пасть в пене, аж брехать не может. Я за ветку схватился. Срезал. Соскочил пониже. И каюк. Несколько раз в горлянку. Она и загнулась. А тут хорек. Усек, что я псину не хаваю, всю шею овчарке порвал, покуда кровь не остыла, как кент водяру, до капли выжрал. Я ж успел подальше смыться. А тут дождь. Запах мой начисто смыло. Так и пофартило от легавых оторваться. Но была минута. Один из мусоров, что нору хорька искал, подошел к березе, на какой мне канать довелось. Я свернулся вокруг ствола. А легавый зырит и трехает своей собаке:

— Какая оригинальная чага выросла! А с виду совсем здоровое дерево…

— Полюбовался он моей тощей сракой, я дышать перестал. Ну да надоело, смотался. И я увидел, как они в «воронок» влезли и поехали, сиганул с дерева. Из чаги снова Лешим стал. Промерз. Пора и кирнуть по малой.

Мужики выпили залпом. Соскребли из миски тушенку черствыми корками хлеба.

— А что, кенты, файной хамовки у вас не водится? — спросил Леший.

— Да что ты, родной, одни концы в сраку. Так мы концентраты зовем, — заплетался язык у Мустанга.

Пропустив еще по стакану, фартовые и вовсе потеплели. Всяк свое стал вспоминать, былые годы, молодость, лихие, дерзкие дела, в какие ходили они по городам и весям.

Леший от повторной порции отказался. Знал свою норму, давно не перебирал. То ли помнил свое нынешнее положение, то ли не хотел ударить в грязь лицом перед новой кодлой, какую решил сблатовать на побег.

— Э-э, да что ваши дела? Пыль трясли из деревенских точек. Вот то ли мы в Одессе с кентами погуляли! — расслабился Мустанг.

Леший вдруг резко подскочил. Рывком открыл дверь наружу. Та, распахнувшись широкорото, сшибла кого-то с ног, вскрикнувшего жалобным голосом.

— Какая падла тут прикипелась? — вмиг отрезвел Мустанг.

Старый лесник сидел у будки, в грязной луже, обхватив руками лицо и голову. Стонал на весь белый свет.

— Ты чего сюда приполз, старый таракан? — удивился Умора.

— С обхода вертаюсь. Хотел у вас курева испросить. Взаймы. Свое кончилось. А в город когда выберусь? Да впотемках дверь не мог нашарить. Тут же — в лоб получил. Чуть башку мне не снесли, черти вы окаянные, — жаловался старик, роняя невольную мокроту. Вытирая с лица кровь, грязь, слезы.

— Нет у нас, дед, излишков. Сами на подсосе. Пачку папирос дадим. На большее губы не раскатывай. И не шляйся вокруг нас. Особенно по ночам. Опасно это для тебя. Усеки. Побираться лучше днем. А станешь стремачить нас — не то рыло, душу выбьем. Допер? — поднял старика из лужи Мустанг. И, сунув ему в руки пачку «Прибоя», повернул за плечи от будки.

— За что забидел меня, старика, сынок?