Дуэль

– Что? – не расслышал он.

– Что может быть грустнее вечернего дождя над сумасшедшим домом, – сказала она, глядя на улицу через витрину кафе.

На улице было сумрачно и темно почти как вечером.

– Я, например, ненавижу чихать под душем, – неожиданно возникнув за спиной Гумбатова с двумя тарелками в руках, произнес бармен. – Вот ваш заказ – две яичницы-глазуньи.

– Но мы… – хотел было возразить Гумбатов, но она перебила его.

– Молчи, – сказала она. – Ничего не говори.

Бармен укоризненно покачал головой и ушел за стойку бара с тарелками в руках.

– Ты его обидел, – сказала она. – А ведь он старался, готовил яичницу… И потом, чтобы ты знал – это мой самый близкий друг.

– Обидел? – удивился Гумбатов. – Я почти ничего не сказал.

– Почти, – повторила она точно так же как бармен покачав головой. – Его так легко обидеть. Он очень чуткий, тонкий, бессловесный… Мы с ним выросли вместе, жили долгое время по соседству, ходили в один детский сад. Он даже хотел одно время жениться на мне, но потом, – она по привычке не закончила опять и вдруг спросила, – А ты бы женился на мне?

– Отчего же? – после длительной паузы, уже становящейся неприличной ответил он не совсем уверенно, – Отчего же нет?

– Тебе нужна женщина, – убежденно сказала она. – Тебе непременно нужно завести женщину. Ты давно один?

– Да, – ответил он, – Почти три месяца. Это для меня большой срок. Три месяца назад от меня ушла моя девушка. Мы поссорились, расстались, обычная история. Но теперь у меня потребность…

– Понимаю, – сказала она, немного помолчала и предложила, – Если хочешь, мы сделаем это в туалете. Там очень удобный стульчак.

Он дико взглянул на нее, думая, что, верно, ослышался и не осмеливаясь уточнять.

– Не бойся, – тихо, заговорщицки произнесла она. – Я же говорю – бармен мой друг, он не станет возражать.

– Вообще-то, – сказал Гумбатов, – я не совсем готов к этому.

– Я тебя подготовлю, – пообещала она, взяла его за руку, вытянула из-за столика.

Бармен проводил их, заходящих в туалет, гадкой и жалкой ухмылкой. Посетитель в углу на миг выглянул из-за газеты, но на этот раз Гумбатов ничего не смог разглядеть – девушка буквально втолкнула его в туалет, торопливо вошла за ним и заперла за собой дверь, украшенную изнутри надписями самого решительного и непристойного характера. Сразу, как только они остались наедине, она схватила его за плечи и взволнованно произнесла, понизив голос до шепота:

– Кажется, я знаю его.

– Кого? – спросил он тоже переходя на шепот, – Того типа с газетой?

Снаружи бармен в это время приник ухом к двери, стараясь хоть что-нибудь расслышать, и не отрываясь от двери, подмигнул человеку с газетой, который теперь опустил газету на стол, выставив напоказ свое уродство – у него было только пол-лица, один глаз, исковерканный нос с одной ноздрей, пол рта, одна бровь, в которой виднелись седые волоски, одно ухо, само по себе все это было нормально и на своем месте, но без второй половины лица выглядело жутко, а вторая половина начисто отсутствовала, представляя собой гладкое пустое место, непонятно как и в результате чего образовавшееся и в целом – омерзительное зрелище.

– Шепчутся, – продолжая подслушивать, тихо сказал бармен уроду.

Тот молча кивнул, достал из кармана пиджака сигареты и закурил, воткнув сигарету в половинку рта. Бармен хихикнул, глядя на него, на то, как забавно выпускал он дым из половинки своего рта.

В туалете, кончив шептаться, девушка сказала Гумбатову:

– Обрызгай лоб водой, как будто вспотел.

– Зачем? – спросил он.

– Пусть думает. Что мы тут трахались, не то он заподозрит… – и она по привычке опять не договорила.

Он сделал, как она просила, и когда они выходили из туалета капли воды стекали у него со лба на лицо.

Они уселись за столик, одновременно мельком бросив взгляды на человека, вновь прикрывшегося газетой.

– Расскажи что-нибудь, – попросила она, чтобы разрядить напряженную обстановку, которая ощущалась ею с болезненной чувствительностью.

Он тоже ощущал дискомфорт, но прежде всего оттого, что она была напряжена и чего-то боялась, и ему захотелось немного разрядить атмосферу.

– Что тебе рассказать? – спросил он, помолчал немного, и не дождавшись ответа, начал, – Под утро, когда Гумбатов пребывал еще в беспокойном своем сне, чудовищная по силе, давно им не испытанная эрекция приподняла на нем одеяло на двадцать один сантиметр над уровнем живота, тощего, впалого, волосатого и пустого гумбатовского живота. Продержавшись минут пять и не найдя себе применения, эрекция медленно пошла на убыль, оставив по себе всего лишь приятные и грустные воспоминания.

– Что это? – спросила она, ничуть не удивившись и не улыбнувшись даже.

– Начало моего нового рассказа. Не нравится?

– Не знаю, – призналась она, – я в этом ничего не понимаю.

– Я тоже, – с сожалением сказал он.

– Как так? – спросила она, – Ничего не понимаешь в том, чем занимаешься?

– А что тут удивительного? У нас полно таких людей. И все они отлично себя чувствуют, и никто им не докажет, что они не знают своего дела.

Она промолчала, о чем-то задумавшись.