– О, не беспокойся! Он уже в мире ином. Перепил бургундского. – Полковник почти беззвучно и притом очень открыто смеялся. Но глаза его жили совсем отдельно от его компанейского смеха.
Я покрутил в руке только что осушенный бокальчик.
А может быть, мне как раз повезло, что взрыв вспугнул меня из башни, и что я начал метаться среди испуганных соотечественников, а то ведь прикололи бы меня в башне к старым итальянским кирпичам?
Видимо, в той дымной беготне и давке соглядатаи Пикара, скорей всего, меня и потеряли. Вот и не знает полковник теперь, куда я девал первый свиток! И ничего умнее не нашли, как перерыть рюкзаки и постель.
Тут я решил, что самое время перейти на «ты».
– А ты – редкая сволочь! По-твоему, я слабоумный, чтобы верить такой мрази?
Пикар сжал свой бокал так, что я подумал: ножка отскочит. Но через секунду он ослабил хватку.
– Не вижу для тебя другого выхода. – Он дернул шнур звонка. – Жерар! Взять лейтенанта, и в комнату номер три.
Я поднялся с усмешкой. Главное было показать, что я плюю с высокой колокольни на его костоломов. Кажется, по легкомыслию я действительно их не боялся.
– Грубый блеф, месье Пикар. Вы же знаете, что отец вам не простит и волоса с моей головы…
Пикар спокойно улыбался. Мне показалось, что разговор прервался раньше времени, полковник не успел сказать всего или придерживает что-то про запас.
…едва я увидел, что на пыточном станке разложена послушница… нет, не знаю, что тут со мной сотворилось…
Помню, я рванулся к ней, но тут же сам попал в железные тиски мордоворотов Пикара.
Полковник подошел к рычажкам своей адской машины. А я-то считал пустыми пересудами разговоры о том, что Пикар от самого Парижа волочет в разобранном и скрытом виде всю свою «механику» и собирает ее вновь по ходу приступов психоза (то в Варшаве, то в Смоленске). Вот вам и солдатские байки!
– Итак, месье Бекле, – повернулся ко мне этот поганец, – Бастилия разрушена, но, как видите, дело ее живет. Приступим к дознанию с пристрастием или… все-таки договоримся?
В клешнях пикаровских скотов я, видимо, выкрикивал что-то смешное и нечленораздельное, типа «вы не посмеете!», – до сих пор стыдно. Полковник просто терпеливо ждал, когда мои мысли и речь примут более связные формы.
– Это княжна Коврова! – выложил я последний козырь. – Вы ответите по всей строгости законов военного времени, как только Наполеон начнет переговоры с Александром!
– Едва ли их величества договорятся, – резонно заметил Пикар.
Он аккуратно пристроил руку на рычаг станка и медленно нажал…
Анюта в ужасе смотрела на вращающийся диск пилы, который приближается к ее…
…Это было черт-те что! Нет, не могу писать! О чем изволите, но только не об этом!.. Я и молилась, и прокляла сам час своего рождения, и мелькнула предо мной вся жизнь… Вдруг почему-то остро и нелепо вспомнился тот миг, когда гувернантка мадам Синьяк доказывала мне, шестилетней, что французский язык и французскую историю необходимо учить всякой культурной девице. А я ревела и все хотела убежать в лес – по чернику с деревенскими девчушками. И только теперь со всей ясностью мне стало понятно, что в том детском споре я оказалась абсолютно права…
И выходит, что этот чудовищный вращающийся круг французской пилы приближался к моему de duvet touffe[2]
все это время!.. чтоб разделить меня аккуратненько и ровненько на две половинки…Жужжа и вращаясь, пила двигалась уже между пяток…
А дознаватель, торжествуя, смотрел и смотрел на побледневшего Жана. И сама не знаю почему, но именно в этом их перегляде мерещилась еще какая-то надежда…
– Ну что, ты по-прежнему равнодушен к нашим методам, мой мальчик? – обратился к Жану мерзкий палач.
По лицу Жана струился пот. Он словно не мог поверить, что этот зверь решится на такое зло.
Пила уже миновала мои колени… Я заплакала, зажмурилась, молилась только, чтобы испустить дух раньше, чем начнется ужасная пытка…
– Ваше решение? – рявкнул Пикар.
Но я видела, что Жан уже готов согласиться на что-то…
И тут за дверями, совсем рядом, раздался грохот!..
…Грохот с каждой секундой приближался.
Все обернулись в сторону двери. Хватка пикаровских костоломов невольно ослабла. Сделав резкое движение, я вырвался, в один прыжок оказался возле станка и отклонил назад рычаг. Жуткий диск, проскрежетав еще секунду, встал.
Голова Анюты обессиленно откинулась на доски…
В тот же миг, уже непосредственно за дверью поднялся страшный крик, донеслись звуки ударов. А затем сама дверь с грохотом и визгом влетела в комнату, сорвавшись с петель.
Следом, в облаке пыли, в помещение шагнул Люка! Он был не на шутку разъярен и всклокочен. За ним с обнаженными клинками и взведенными пистолями теснились Пьер и Поль.
На них кинулись подручные Пикара. Но мои друзья быстро остановили их, приставив сабли к их шеям, а пистоли – ко лбам.