Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Центральное место в прошении Пушкина занимали слова о том, что он раскаялся и не намерен «противуречить моими мнениями общеприятому порядку». Вопрос о полном отказе от антиправительственных мнений был делом совести, и поэт его не касался. Император потребовал разъяснений. Разговор вступил в критическую фазу. Николай I описал этот момент подробно и вполне беспристрастно: после прямого вопроса Пушкину: «переменился ли его образ мыслей и даёт ли он мне слово думать и действовать впредь иначе, если пущу его на волю… он (Пушкин. – Р.С.) очень долго колебался и только после длительного молчания протянул мне руку с обещанием сделаться иным». Самодержец требовал изменить образ мысли, т. е. взять на себя обязательство думать так, как угодно правительству. С этим и были связаны колебания поэта. То, что подданный долго молчал, прежде чем ответить императору, было невежливостью, даже дерзостью с его стороны.

Рассказ Николая I имеет документальное подтверждение. Вскоре после беседы Бенкендорф уведомил Пушкина, что его величество «не сомневается в том, что данное русским дворянином государю честное слово вести себя благородно и пристойно, будет в полном смысле сдержано»²³. Так истолковал император обязательство поэта «быть иным». Оно означало «вести себя благородно и пристойно», т. е. касалось внешнего поведения, но не образа мысли.

Николай I был доволен результатами беседы с Пушкиным. Монарх был уверен, что ему удалось завоевать симпатии поэта, и его впечатление не было ошибочным. Подданный покинул его кабинет с глазами, полными слёз.

Николай I, как можно догадаться, не только требовал от Пушкина полной откровенности, но и сам не скрывал от собеседника трудностей своего положения и своих тревог. Именно это порождало у собеседников чувство полного взаимопонимания.

Польский поэт А. Мицкевич встретил Пушкина в Москве в октябре 1826 г., и они стали друзьями. В 1837 г. Мицкевич опубликовал в Париже заметку, в которой воспроизвёл рассказ Пушкина о встрече с царём после коронации. Заметка относится к числу ранних документов, заслуживающих доверия. По словам Мицкевича, во время беседы «царь почти извиняется перед Пушкиным в том, что завладел троном… он оправдывался, поощрял поэта писать…»²⁴

Николай I никогда не забывал о том, что его дед и отец умерли насильственной смертью, были убиты дворянами-заговорщиками. В дни мятежа 14 декабря та же участь грозила ему самому и членам его семьи. Сетования царя не были лицемерными.

Литературная беседа

Полагают, что уже при первой встрече Пушкин заговорил с царём о Петре и помог ему найти маску и приноровиться к новой для него роли монарха – наследника пращура²⁵.

Однако Николай I был членом царствующей династии, и вряд ли ему нужны были подсказки насчёт роли. Что касается Петра Великого, просвещённые Романовы всегда поддерживали его культ.

Считают, что одной из главных тем беседы были реформы, необходимые России²⁶. Но едва ли это справедливо. Напомним, что Николай I вёл долгие беседы о реформах и с подследственными декабристами. Пушкину надо было доказать свою лояльность трону, а потому ему следовало избегать опасных сюжетов.

О чём же говорили поэт и царь? Не следует фантазировать на эту тему. Более надёжный путь – поискать опору в источниках, в переписке поэта. Ещё в 1825 г., убеждая Пушкина обратиться к государю за прощением, друзья старались подыскать доводы, которые бы подействовали на монарха.

В сентябре 1825 г. Жуковский советовал Пушкину создать бессмертное творение – сочинить драму о Годунове, чтобы дать друзьям возможность поправить судьбу ссыльного. Слова друга запали в голову поэта. 6 октября 1825 г. он отвечал Жуковскому: «…жадно принимаю твоё пророчество; пусть трагедия искупит меня…» 7 ноября 1825 г. Пушкин оповестил обо всём Вяземского: «Жуковский говорит, что царь меня простит за трагедию…» Жуковский повторил свой совет после восшествия на трон Николая I: «Пиши Годунова и подобное: они отворят дверь свободы…»²⁷

Советы Жуковского подготовили Пушкина к беседе с Николаем I в Чудовом монастыре 8 сентября 1826 г.

В Михайловском Пушкин закончил одно из лучших своих творений. Впечатления переполняли его. Он не сомневался, что трагедия «Борис Годунов» вызовет интерес царствующей фамилии: драма ярко живописала историю Смуты, приведшей на трон бояр Романовых.

В письмах к друзьям, хлопотавшим за него, поэт неизменно подчёркивал, что описал Смуту, следуя «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. Своими письмами Пушкин старался доказать, что во всём следовал взглядам придворного историографа. Когда его спрашивали о плане «Бориса Годунова», он отвечал: «Ты хочешь плана? возьми конец десятого и весь одинадцатый том („Истории“ Карамзина. – Р.С.), вот тебе и план»²⁸. В августе 1825 г. Пушкин писал Жуковскому: «Что за чудо эти 2 последних тома Карамзина! какая жизнь!..»²⁹