Дуэль Пушкина

Следствие по делу о мятеже скомпрометировало Пушкина. Весной 1826 г. он ездил в Псков и 11 мая дал подписку о неучастии в тайных обществах, какую давали по всему государству служилые и отставные дворяне в соответствии с царским рескриптом от 21 апреля 1826 г. Пушкин подписал надлежащий текст без изменений.

Следствие подтвердило, что поэт не был членом тайных обществ. При таких обстоятельствах он решил возобновить хлопоты об отъезде на лечение, не приведшие к успеху в царствование Александра I.

В двадцать шесть лет Пушкин страдал расширением вен, что и послужило предлогом для обращения к властям. Слухи о тяжёлой болезни поэта, о том, что без операции он не проживёт и трёх лет, тревожили столицу[2].

Пушкин рассчитывал добиться от нового царя полного прощения. Камнем преткновения было покаяние без которого об освобождении нечего было и думать. Ещё в феврале 1826 г. Плетнёв представил Пушкину формулу, которая заключала в себе отказ от старых заблуждений и в то же время сохраняла за ним право на свободную мысль: «оставляя при себе образ мыслей твоих, на кои никто не имеет никакого права, не думаешь играть словами никогда, которые бы противоречили какому-нибудь принятому порядку»[3].

План друзей состоял в том, что поэт составит письмо, которое Жуковский мог бы показать императору. «Изгнанник» составил требуемое письмо, в котором дословно повторил формулу Плетнёва. «Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости», — писал он в послании Жуковскому от 7 марта 1826 г. Однако события развивались в неблагоприятном направлении. 12 апреля 1826 г. Жуковский сообщил Пушкину: «В бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ помириться с правительством»[4].

Покаянное послание поэта не удовлетворило Жуковского. Он сделал резкий выговор другу, а его письмо назвал «безрассудным», т.е. непригодным для того, чтобы показать государю. В июне Пушкин сочинил требуемое прошение на имя Николая I. Он обращался к самодержцу «с надеждой на великодушие» его «императорского величества, с истинным раскаянием и с твёрдым намерением не противуречить моими мнениями общеприятому порядку (в чём и готов обязаться подпискою и честным словом)»[5]. Пушкин просил разрешить ему покинуть места ссылки и выехать для лечения в Москву, Петербург или за рубеж.

Псковский губернатор фон Адеркас ценил литературу и сам пописывал стишки, которые давал для исправления Александру Сергеевичу. 19 июля по его распоряжению инспектор врачебной управы составил свидетельство о болезни Пушкина (расширение вен на правой голени). В тот же день Адеркас препроводил документы губернатору остзейских провинций маркизу Паулуччи, который 30 июля отослал бумаги царю.

Момент был выбран не слишком удачно. В июне 1826 г. власти получили донос на Пушкина. Приехавший из Пскова генерал П.С. Пущин рассказывал знакомым, что на Псковщине крестьяне волнуются, ожидая вольности, что поэт посещает местную ярмарку в крестьянской одежде и пр. Тайный агент истолковал эти рассказы генерала как указание на то, что Пушкин «возбуждает к вольности крестьян». Сразу после завершения суда над декабристами власти послали во Псков одного из самых опытных секретных агентов А.К. Бошняка с фельдъегерем. В случае подтверждения доноса агент должен был арестовать поэта и увезти его под конвоем[6].

Под видом «путешествующего ботаника» Бошняк объехал окрестности сельца Михайловского и добросовестно собрал сведения о поведении ссыльного. Среди соседей были не одни приятели, но и недоброжелатели поэта. Но все они в один голос подтвердили, что он ведёт себя благонамеренно и ни в каких антиправительственных поступках не замечен.

Бошняк надеялся получить необходимые ему сведения в усадьбе генерала Пущина. Но и генерал, и его домочадцы отвергали всякие сомнения насчёт благонамеренности Пушкина. Они заявили: «…нельзя предполагать, чтобы он имел действительные противу правительства намерения, в доказательство чего и основывались на непричастности его к заговору. …он столь болтлив, что никакая злонамеренная шайка не решится его себе присвоить…»[7]

Браня поэта, Пущины указали его характерную черту — редкое простодушие и доверчивость.

Конспираторы не доверяли Пушкину не из-за его болтливости. Поэт обладал даром угадывать в людях способности. Талантливые люди легко завоёвывали его дружбу и доверие, независимо от их политических пристрастий. Среди его друзей консерваторов было не меньше, чем революционеров, и писал он не только вольнолюбивые, но и верноподданические стихи. Напомним, что авторами слов к гимну Российской империи «Боже, царя храни!» были Пушкин и Жуковский. После куплета «Боже, царя храни!» следовало:

Так — громкой славою,
Сильной державою
Мир он покрыл —

Здесь безмятежною
Сенью надежною,
Благостью нежною
Нас осенил[8].