Дуэль Пушкина

За три года Наталья успела родить двух детей, что не могло не сказаться на её здоровье. В ноябре 1833 г. свекор видел её и записал: «…Натали похудела необычайно, настолько, что это меня тревожит»[763]. Зимой 1833 г. Пушкина была вновь в положении, но даже близкие не знали об этом. 13 февраля свекровь писала по поводу жены Александра: «Его жена теперь на всех балах, она была в Аничковом. Она много танцует, к счастью для себя не будучи брюхатой»[764]. Из последующих писем следует, что беременность Наталии была предметом спора в семье. Будучи женщиной опытной, свекровь предупреждала невестку, что она тяжела. Но тётка Загряжская отвела подозрения, а в результате Наталья «прыгала всю зиму и, наконец, всю масленую, будучи два месяца брюхата»[765]. Последний день масленицы — 4 марта 1834 г., начавшийся для красавицы триумфом, закончился большой бедой. «На масленице, — сообщил Пушкин Нащокину, — танцовали уже два раза в день… Жена во дворце. Вдруг, смотрю, — с нею делается дурно — я увожу её, и она, приехав домой, выкидывает»[766]. Мать Пушкина описала эпизод более подробно. «В воскресенье вечером на последнем балу при дворе Натали сделалось дурно после двух туров Мазурки; едва успела она удалиться в уборную Императрицы, как почувствовала боли такие сильные, что, воротившись домой, выкинула»[767].

На ближайшей аудиенции во дворце в начале апреля 1834 г. императрица подошла к Пушкину со словами: «Как поживает ваша жена? Её тётка в нетерпении увидеть её в добром здравии…»[768] Из-за выкидыша Пушкина надолго слегла в постель. Императрица пожелала ей выздоровления в соответствующей придворному этикету форме. Во дворце никто не видел в случившемся ничего, порочащего Пушкина. Но молва не щадила поэта. Что бы ни произошло в его семье, всё тотчас становилось предметом пересудов и кривотолков. Несчастье породило клевету. Отец поэта С.Л. Пушкин писал дочери осенью 1834 г.: «…сплетни, постоянно распускаемые насчёт Александра, мне тошно слышать. — Знаешь ты, когда Натали выкинула, сказали, будто это следствие его побоев. Наконец, сколько молодых женщин уезжают к родителям провести 2 или 3 месяца в деревне»[769]. Рассуждение отца кажется бессвязным: говорят, будто Пушкин поколотил жену, но мало ли молодых женщин уезжает в деревню к родителям?.. Но фраза всё же не лишена логики: многие молодые женщины (и Натали в их числе) уезжают в деревню по своей охоте, без побоев от мужа. Иначе говоря — отъезд вовсе не означает побоев.

Всего более поэта удручало то, что клевету распускали не враги, не светская чернь, а знакомые и близкие.

В том, что случилось с Пушкиной, более всех других повинна была она сама. За день до выкидыша, 3 марта 1834 г., мать Пушкина сообщила Ольге: «Масленица очень шумная, всякий день утром и вечером бал и спектакль — с Понедельника до Воскресенья. Натали на всех балах, всегда хороша, элегантна, везде принята с лаской. Она всякий день возвращается в 4 или 5 часов утра, обедает в 8, встаёт из-за стола, чтобы взяться за свой туалет и мчаться на бал»[770]. При таком распорядке дня удивляться несчастью не приходилось. Осенью 1834 г. Пушкин заподозрил, что его жена вновь брюхата, и умолял её быть осторожной: «Не забудь, что ты выкинула и что тебе надобно себя беречь»[771]. За Пушкиным не было никакой вины за случившееся.

Толки о побоях были злонамеренной клеветой. Но отец Пушкина, записавший злую молву, выдал истину. Раздор в семье поэта был вызван тем, что муж решил отправить Натали подальше от двора, в деревню, тогда как жена противилась этому, так как понимала, что её отъезд положит конец флирту с царём и освободившееся место немедленно займёт другая.

Пушкина не покидала мысль о необходимости как можно скорее покинуть столицу. 6 апреля 1834 г. его мать писала: «Натали едет на будущей неделе, они поедут, наверное, всей семьёй, Александр будет её сопровождать». Отъезд в деревню был спасением для поэта. Он понимал это, но заботы о заработке вновь удержали его в Петербурге. «Александр остаётся, его жена уедет в Москву с детьми, как только сможет…»; «Александр остаётся здесь до августа…»[772] Наталья Николаевна отправилась в путь 15 апреля 1834 г.

Звание камер-юнкера было предметом зависти многих светских людей. Распространились слухи, что поэт сам домогался придворного чина, использовал то, что его жена в фаворе[773].