— Боюсь, что так. Но способность двигаться должна возвратиться. Я знаю, для вас это удар, но и он не оправдывает вашего грубого обращения с мистером ван Элдином. Вы скоро сами бы обнаружили это, и он думал, что будет лучше рассказать вам все сразу, объяснить, что ситуация временная, иначе вы можете вообразить бог весть что. — Похоже, сиделка делала ей выговор. — Бедный молодой человек сидел с вами день и ночь в течение двух недель, отлучаясь только, чтобы принять душ и поесть. Не плачьте, пожалуйста, будьте разумны, и вы скоро опять сможете ходить.
Гейл душили рыдания.
— Вы правы, — всхлипывала она. — Я хочу поправиться к приезду папы. Вы не скажете, где он?
Сестра покачала головой и отвернулась.
В тот день Ланс не навещал ее больше, но Гейл слышала, как сиделка отвечала на его вопросы о самочувствии своей знакомой по телефону в коридоре. И только потом она вспомнила, что Ланс не ответил, где сейчас отец.
Ночь Гейл провела беспокойно, пробудившись рано утром от шума в коридоре, рядом с ее комнатой. Дверь была слегка приоткрыта, и молодые звонкие голоса медсестер-практиканток выделялись на фоне строгого голоса старшей медсестры.
— Пожалуйста, — внушала им старшая медсестра, — никаких газет в шестую палату. Материалы об авиационной катастрофе помещены во всех утренних газетах. Отец мисс Пемблтон был на борту самолета, потерпевшего крушение.
— Бедная девушка! — воскликнула одна из медсестер, стараясь говорить тише. — Я не хотела бы быть тем, кто сообщит ей. Он отправлялся в свадебное путешествие, это правда?
— Кажется, так. — Тон старшей сестры не поощрял дальнейшего обсуждения. — Никаких больше разговоров в коридоре, прошу вас, и помните, никаких газет.
Гейл лежала с закрытыми глазами.
«О боже, какая чушь! Они говорили о ком-то другом. Этого не может быть. Папа не мог умереть».
Она начала дрожать как в лихорадке. Все тело было в жару, на лбу проступили холодные и липкие капельки пота. Вскоре вошли две молоденькие медсестры, захлопотав вокруг нее, но Гейл была уже в состоянии шока.
В течение следующих трех дней к ней не допускали посетителей. По распоряжению доктора ей проводили интенсивную терапию. На четвертый день ей стало лучше, и сестра, дежурившая с утра, сказала, что звонил Ланс.
— Мистер ван Элдин сегодня не сможет навестить вас. Он уехал по делам.
Хотя Гейл и говорила себе, что ей все равно, но, будучи в одиночестве, она затосковала без него. Приехали друзья, чтобы повидать ее. Сестра не позволила им остаться надолго, и никто из них не упоминал ее отца.
Ланс прибыл через два дня. Он безукоризненно выглядел, если не считать его утомленного вида. Посмотрев на бледное худенькое личико Гейл, он улыбнулся.
— Папа умер? — Она спросила прежде, чем он сел.
Точным жестом он поправил брюки с отутюженной складкой и расположился на стуле около ее кровати.
— Итак, вам известно. Я надеялся скрыть это от вас до приезда вашей бабушки, которая смогла бы утешить вас. Кто вам сказал? — спросил он мрачно.
— Никто, — солгала она, испытывая муку. — Так это вы держали меня за руку, когда я была без сознания! Это ваша рука вытянула меня из мрака к жизни. Напрасно! Мне не хочется жить, раз папа умер.
Ланс ван Элдин прищурил глаза и горько заметил:
— Вы говорите глупости. — Его слова звучали твердо. — Вы еще и не начинали жить. — Он помолчал, а затем спросил: — Когда вы узнали о гибели вашего отца?
Она пальцем чертила узор на покрывале.
— Когда вы уезжали.
— Как же вы услышали? Говорите, я хочу знать, — упорствовал он.
— Я подслушала чей-то разговор в коридоре. Они обсуждали утренние газеты.
— Так вот почему у вас случился рецидив лихорадки. К счастью, обошлось без последствий. Вам уже легче? — Он приподнял бровь.
— А вы как думаете? — Гейл знала, что ведет себя невежливо, но не могла совладать с собою. Ей хотелось разозлить его, чтобы он ушел и больше не командовал ею. Она впилась в него изучающим взглядом.
— Я думаю, что вы чувствуете себя намного лучше, — сказал он со странным выражением глаз. — Иначе вы бы не ответили мне таким образом. — Он наклонился вперед, уперев руки в колени. — Вам повезло. Вы легко отделались. Если бы дверцу машины заклинило и вы остались в салоне, наверняка бы погибли.
— Почему вы думаете, что теперь мне лучше и я не умру?
— Ну, вы сами чувствуете это. Со временем у вас все будет в порядке и вы станете как новенькая.
— Через двенадцать месяцев? — с горечью спросила она. — Смотреть в потолок, лежа в кровати? Нет, спасибо! — Она упрямо сжала рот. — Я не хочу жить. Без отца меня ничто не привязывает к жизни. Разве вы не понимаете?
— Я понимаю только одно — передо мной избалованный ребенок, упивающийся своими несчастьями и настолько эгоцентричный, что даже не интересуется обстоятельствами гибели отца.
Она с болью сглотнула подступивший к горлу ком:
— Он умер, это правда? Хильда Ламберт тоже. Она заслужила смерть. Ведь это она убила его! — заключила Гейл злобно.
Ланс выпрямился, продолжая сидеть на стуле.