Погрузившись в размышления о прошлом, Молли посмотрела в обрамленное серебром зеркало. Рядом с ним стояла серебряная шкатулка, выполненная в форме сердца. Дрожащей рукой Молли приподняла крышку, и в комнате раздалась нежная мелодия «Венского вальса». На красной бархатной подушечке внутри все еще лежали шпильки матери. Молли захлопнула крышку и отвернулась. Теперь прошлое осталось далеко позади, и она не позволит ему нарушить ее покой и счастье.
Глубоко вздохнув, Молли принялась за работу. Она проверила все шкафы и коробки, решая, что можно забрать с собой, что отдать Энджел, а что раздать нищим. Малыш заснул, и царящая вокруг тишина навевала на Молли грусть и воспоминания о прошлом. Она думала о днях, проведенных с матерью, и о том, как мало времени отпущено на их долю. Прогнать печальные мысли так и не удалось, и Молли с тяжелым сердцем продолжила работу.
— Хочешь забрать бюро своей матери домой? — спросил Сэм, просовывая голову в дверь. Он заметил грусть на лице жены, и выражение его собственного лица изменилось.
— Прошлое позади, детка, — тихо произнес он и, подойдя к Молли, крепко обнял ее.
— Я знаю.
— Дома ты почувствуешь себя лучше.
Молли кивнула.
Желая облегчить душевную боль жены и поскорее покончить с грустным занятием, Сэм выдвинул бюро на середину комнаты, и тихий скрип печальным эхом отозвался в ее сердце. Взглянув на бюро, Сэм заметил, что задняя его стенка слегка отошла, и на пол высыпались пожелтевшие листки. Он взял их в руки, ощутив, как по спине пробежал холодок.
Молли обернулась и увидела сидящего на корточках мужа с потускневшими письмами в руках. Заметив выражение его лица, Молли побледнела.
— Сэм? Что это? — Она поспешно опустилась на колени рядом с ним, пытаясь прочитать выражение его лица.
— Письма моего отца. Его почерк ни с чем не спутаешь. Они лежали за задней стенкой бюро. Наверное, они выпали, когда я его отодвинул. — Сэм протянул письма жене.
Во рту у Молли пересохло. Нужно ли ей читать их? Стоит ли вскрывать застарелую рану, которая лишь недавно затянулась? Какая-то часть ее хотела порвать письма на мелкие кусочки и развеять по ветру, пока они не причинили кому-нибудь боли.
— Прочитай их, — тихо произнес Сэм.
— Я… я не уверена, что стоит.
— Прочитай их, Молли. — Выражение лица Сэма стало суровым, а взгляд напряженным. Дрожащей рукой Молли вытащила пожелтевшее письмо из конверта.
«Моя дорогая Коллин», — начиналось письмо, и Молли сжалась.
— Это ничего не значит, — произнесла она, закончив читать письмо. Однако в ее глазах сквозила мука.
Сэм пробежал глазами по строчкам.
— Прочитай другие, — тихо произнес он.
— Я не хочу, Сэм.
— Прочитай, Молли! Мы оба должны знать.
Молли всем своим существом ощутила силу демонов, раздирающих его душу.
— Я ничего не хочу знать. Пусть все останется в прошлом. Забудь и ты.
Но Сэм лишь отрицательно покачал головой.
— Прочти остальные письма, — произнес он тихим голосом, в котором, однако, звучал приказ.
Молли неохотно открыла другие письма, написанные все той же твердой рукой. В них Шеймус Бранниган вновь и вновь признавался в любви к ее матери. Он говорил о своей страсти и их будущем. Он писал о том, что чувствует вину из-за любви к жене своего соседа, и о том, как счастливы они будут, когда наконец соединятся. Взгляд Молли затуманился, а скатившаяся по ее щеке слеза оставила на бумаге темное пятно.
Зачем ее мать хранила письма? Наверняка они много для нее значили. Отец сказал, что Шеймус Бранниган собирался изнасиловать его жену и убил ее, потому что та не поддалась его уговорам. Неужели Шеймус убил женщину, которую любил? Но если он не убивал ее, то тогда кто? Только один человек мог это сделать.
— А теперь последнее, — произнес Сэм.
Молли покачала головой:
— Я не могу.
Она держала в руках последнее письмо, которое отличалось от остальных. Письмо жгло ей пальцы, и Молли смертельно боялась прочитать написанные в нем строки. На некогда розовой бумаге виднелись слова, написанные изящным витиеватым почерком ее матери. Письмо, адресованное Шеймусу, очевидно, так и осталось неотправленным.
— Прочитай его, Молли, — ничего не выражающим голосом настойчиво повторил Сэм.
— Нет, — прошептала она.
— Читай, черт возьми!
Смахнув слезы, Молли развернула потускневшую от времени бумагу. Ее руки так дрожали, что сначала она не могла разобрать ни слова.