Тим устало опустился на кровать, потирая виски:
-- I remember her parents' address only. She asked to send here belonging to
that address. (Я помню только адрес ее родителей. Она и по телефону попросила
отправить ее вещи к ним).
- What else did she tell? I must know! (Что она еще сказала? Я должен знать!)
- Nothing. She did say nothing else. (Ничего. Она ничего не сказала).
Тим вышел вместе с чемоданом, затем вернулся с листком, где был написан адрес.
Дейв спрятал листок к документам, туда же, куда спрятал записную книжку Ларессы.
Пора готовиться к перелету.
Череда гастролей выматывала, дни сменяли друг друга, получение визы в Россию
затянулось. Можно попросить и Роберта, однако Дейв упорно делал сам, сбегая с
интервью или из студии, чтобы получить отказ из-за нехватки документов или из-за
того,+ что просрочил дату визита. А вечерами... Родригес стал вечным спутником
ночной тоски, сменив на посту Рахманинова. Плакала скрипка, плакала душа.
Уязвленная гордость шептала, кричала и требовала забыть, разум насмехался,
говоря, что им воспользовались. Вот только душа... Она твердила, что просто так
не сбегают. Что произошло? Почему она исчезла в тумане дней?
Постепенно боль затихла. Она не ушла полностью, лишь притупилась, став толчком
для творчества и превратив скрипача в трудоголика. Он заявил о желании воплотить
в жизнь давнюю мечту - фильм о Паганини. Лукерман согласился помочь. Первичные
переговоры прошли удачно. Нашелся продюсер и режиссер. Они плотно засели за
сценарий, хотя это вновь было лишь несколько часов в неделю, потому что запись
нового альбома, концерты, гастроли, и словно подарок с небес - выступление с
симфоническим оркестром под управлением Спивакова. Пусть в Германии, пусть. У
него есть шанс.
Энергетика русского скрипача и дирижера сбивала с ног. Оба остались довольны
знакомством и сотрудничеством. Дейв понимал, что перед ним великий человек, и
просить его о помощи не решился. Ровно до того момента, пока сам Владимир
Теодорович не спросил молодого мужчину о причинах его рассеянности. Дейв
собрался духом и поведал. Высказать душу постороннему почему то было легче, чем
поделиться болью с друзьями. Владимир Теодорович выслушал парня молча, тем самым
подтолкнув Дейва к тому, что он принес записную книгу Ларессы и адрес. Спиваков
пролистал записи. Затем подробно расписал парню, где найти указанный адрес,
помогая перевести на транскрипцию сложные русские названия, и даже дал телефон
человека, который мог бы стать гидом скрипача.
И вот прилет. Шереметьево. Его встретил неприметного вида мужчина, которого
посоветовал Спиваков. Влад, как он назвался, прекрасно говорил на английском. Он
быстро глянул на адрес и кивнул маэстро на автомобиль. И вновь дороги, пробки,
серый снег на обочине. Россия встретила слякотью, где соль мешалась со снегом,
образуя непонятную жижу под ногами. Мрачные тучи отражались в мутных лужах.
Ничего общего с той весной, когда девушка с голубыми глазами кормила в парке
воробьев. Тогда краски играли. Просто совпало, или природа действительно впала в
депрессию?
Через два часа они остановились возле одного из домов. Влад настоял, и они
поднялись вместе на десятый этаж.
Дверь открыла женщина, очень напоминавшая Ларессу. За ее спиной стоял мужчина.
Родители.
Душа взлетела и тут же разбилась вдребезги. После недолгих переговоров перед
ними захлопнули дверь.
Спускаясь по лестнице, Влад пояснил, что девушка еще полгода назад поссорилась с
родителями, и они не знают, где она. Адрес квартиры не сказали и, вообще, Влад
покосился на мужчину, им не интересно, куда их дочь ушла.
Дейв кивнул, не высказывая вслух эмоции. Оборванная струна души взвизгнула и
стихла. Разум выиграл у чувств. Девушка ушла, не поверив в сказку. Любовь на
расстоянии и без понимания друг друга невозможна. В Москве ему больше нечего
делать. Это Паганини мог доиграть на одной струне концерт, а он... Что же тогда
произошло? Аранхуэс оказался пророчеством?
Влад терпеливо ждал скрипача у машины, чтобы отвезти того в гостиницу, но
мужчина отказался. Аэропорт, самолет. Он не Паганини. А почему и нет? Разве не
злой рок развел их, словно не давая стать счастливыми.
Следующие десять лет летели словно в темпе presto. Работа над фильмом,
аранжировки, концерты, гастроли, новые диски. Вживаясь в образ Паганини, Дейв
прорабатывал до мельчайших подробностей детали, чтобы соблюдать историческую
достоверность. В фильме, в игре, в музыке он искал и не находил покоя. Виновата
ли была Ларесса? Нет, вряд ли. Образ померк, лишь изредка ночами приходили
воспоминания, теплые и нежные. Воробьи на ладони, белые тюльпаны, смычок в ее
руках. Он не искал, он даже был благодарен русской девушке за подаренные эмоции.
В Москву Дейв приехал презентовать фильм. Ошеломляющий успех, куча поклонников и
фанаток. Что он вспомнил? Да нет, лишь слегка дрогнула рука, когда ему подарили
букет белых тюльпанов. На мгновенье вырвавшись из-под опеки Роберта, он сбежал в
Александровский сад. Как же изменился город. Ноги сами собой провели его
маршрутом десятилетней давности. Но кафе уже не было, и призраки прошлого не