27 августа 1942 года он снова прибыл в чудесный лагерь «Темпсфорд Хауз». Несмотря на то что именно здесь он пережил огромное разочарование, так охладившее свойственный ему пыл, он все же не мог не признать, что гостеприимство в лагере по-прежнему на высоте.
И вот он снова едет на аэродром. Чудесный летний вечер. Далеко на горизонте светится ободок заходящего солнца. В капонире — гигантский «Галифакс», похожий на сказочную птицу. Через какие-то минуты его четыре мотора взревут, нарушив мирную тишину вечера. Мысль, что через несколько часов он окажется по ту сторону фронта среди хаоса потрясенной войной Европы, заставила невольно содрогнуться. «Снова в путь!» — подумал Мишель про себя.
Подкатила маленькая машина с экипажем «Галифакса», и внезапно нахлынувшее нервное возбуждение тотчас исчезло. Очевидно, ему передалась спокойная уверенность летчиков.
— Отличная погода для полета, — сказал командир экипажа, — штурман выбросит вас точно там, где ему показали на карте. В полете я не могу покинуть свое место, чтобы попрощаться с вами, поэтому заранее желаю вам большой удачи. — С этими словами он пожал Мишелю руку.
Потом штурман представил выпускающего:
— Это Янек, поляк. Говорит по-английски не блестяще, но все понимает. В нужное время он даст вам бутерброды и кофе с ромом и скажет, когда подойти к люку. Когда будем близко, я включу красный сигнал у люка. Янек поднимет руку и подождет, пока загорится зеленый сигнал. Потом крикнет: «Пошел!» и опустит руку. Он будет также слышать мои указания по переговорному устройству.
Если вы выпрыгнете точно по команде, то приземлитесь самое большое в десяти метрах от места, которое отмечено на карте.
Мишель пожал руку сопровождающему его Андре Симону.
Один мотор уже заработал, и пора было садиться в самолет. Мишель крикнул прямо в ухо Симону:
— Спасибо, что пришли проводить! — И забрался в самолет.
Теперь проверяли сразу все четыре мотора, и «Галифакс» содрогался от напряжения, но оставался на месте, удерживаемый колодками. Затем газ сбросили, и моторы заработали на малых оборотах. Пилот доложил на вышку, что готов выруливать для взлета.
Тормозные колодки убрали, моторы снова взревели, и гигантская птица медленно двинулась по рулежной дорожке к дальнему концу взлетной полосы. Там самолет развернулся и стал ждать разрешения с вышки.
Мишеля попросили пересесть ближе к носу, и через открытые двери кабины ему стала видна взлетная полоса, простирающаяся километра на три прямо перед ними. Он подумал, что для разбега потребуется почти вся полоса, так как в эту ночь не было встречного ветра. Но вот тридцатитонная машина устремилась вперед со все нарастающей скоростью. Огоньки взлетной полосы замелькали и как-то сразу очутились далеко внизу под самолетом, который метр за метром набирал высоту.
Мишель и выпускающий вернулись на свои места, а хвостовой пулеметчик закрыл за собой дверь. Свет в самолете выключили, лишь маленькая красная лампочка светилась над закрытым люком.
Мишель прилег, положив голову на рюкзак. Самолет развернулся, взяв курс на Монпелье. Мишель лежал с полузакрытыми глазами в каком-то странном состоянии. Операция началась, нужно быть готовым ко всяким неожиданностям. В любую минуту их могут атаковать ночные истребители, а над Францией — обстрелять зенитки. Но ему было все безразлично. Если самолет подобьют и он загорится, ему скажут, когда прыгать. По приземлении он будет действовать исходя из обстановки. Что бы ни случилось в полете, его совесть спокойна. Как еще можно относиться к подобным случайностям? Если человек спокойно переходит улицу, а его сбивает машина, нарушившая правила уличного движения, в чем он может упрекнуть себя? Ведь правила нарушил не он! Судьба оказалась несправедливой к нему, но по поводу такой несправедливости даже сам апостол Петр сказал бы, в смущении поглаживая бороду: «Что ж, браг, не повезло. Такое не часто случается…»
Сейчас Мишеля беспокоило лишь то, чтобы в нужный момент набраться решимости и сразу же по команде выброситься из люка. При скорости 230 километров в час каждая секунда промедления означает лишние 80 метров пути пешком…
На этот раз особых затруднений не предвиделось. Через небольшие застекленные щели виднелся полумесяц, ровно освещающий местность. Мишель посмотрел вниз и увидел двигающуюся по земле тень их самолета. Он подумал, что для него ночь слишком уж светлая, зато для штурмана она превосходна.
В застегнутом комбинезоне было жарко, монотонное гудение моторов убаюкивало. Расстегнув карман брюк, Мишель достал пачку сигарет и предложил Янеку закурить. Тот кивнул в знак согласия, но, взяв сигарету, отложил ее. Мишель закурил и глубоко затянулся.
Ла-Манш остался позади, но по-прежнему летели на большой высоте, опасаясь огня зениток. С такой высоты все на земле казалось мирным и спокойным. Мишель улегся поудобнее и крепко заснул.