Дуэль в истории России

Любопытная вещь: многие московские памятники напоминают нам о людях, которые некогда стрелялись на дуэли или даже погибли на ней. Конечно, монументы поставлены не за то, что эти люди храбро выходили к барьеру, а за их вклад в русскую культуру. И все же — пройдитесь по Москве.

Если от опекушинского Пушкина по бульварам двигаться к Покровским воротам, минут через двадцать, обогнув павильончик метро «Чистые пруды», уткнешься в бронзового Александра Сергеевича Грибоедова, участника знаменитой «четверной» дуэли, о которой рассказывалось выше. Чуть в стороне, за Садовым кольцом, у Красных ворот, стоит на постаменте Лермонтов, еще один великий поэт, погибший на поединке. Если же от Пушкина пойти по бульвару в другую сторону, то вскоре во дворе дома, где в XX веке жили Платонов и Мандельштам, можно увидеть статую Герцена. Александр Иванович был ярым противником дуэли, остро писал против нее, однако, когда дело дошло до него самого, не колеблясь, принял вызов итальянского революционера Феличе Орсини.

Дуэль удалось предотвратить, но на этом дуэльные эпизоды в жизни Герцена не прекратились. Дважды он должен был стреляться с немецким поэтом Георгом Гервегом… В семью Герцена он вошел как друг… И — возникает любовный треугольник.

Увлеченная немецким поэтом, Наталья Александровна в 1850 году покинула своего мужа. Герцен страдал. Дважды возникала тема его дуэли с Гервегом. Однажды Герцен сказал в бешенстве про Гервега и предстоящую дуэль: «Ехать и убить его, как собаку…» Дуэль предотвратили. В июле 1851 года жена вернулась к мужу. По оценке одного близкого к семье человека, все такой же бесконечно любящей.

Нет в Москве памятника Алексею Писемскому и Василию Курочкину. Однако известно, что Алексей Феофилактович вызывал на бой знаменитого поэта-сатирика.

В пятнадцати минутах ходьбы от дома Герцена в бронзовом кресле сидит Лев Толстой, который готов был стреляться с Иваном Тургеневым. Неподалеку, в сквере, за домом банкира Рябушинского [52],

Послесловие

с недавнего времени стоит стройное каменное изваяние трепетно-романтичного Александра Блока, который вызывал на дуэль своего самого близкого друга Андрея Белого. Впрочем, годом раньше Белый вызывал Блока. Андрей Белый, Николай Гумилев, Максимилиан Волошин, которым пока еще памятники не поставили, — все они герои дуэльных историй. Скажем, ссора Андрея Белого с Брюсовым из-за Нины Петровской чуть было не привела к дуэли. А вот и поэт Владислав Ходасевич рассказывает, что и у него могла случиться в 1907 году литературная дуэль. Вызывала его на бой девушка! Звали ее Мариэтта Шагинян. В письменном вызове, врученном поэту секундантом, тоже девицей, утверждалось, что он жесток со своей женой Мариной Рындиной. «Вы угнетаете Марину, — писала 19-летняя будущая писательница юному поэту (он был всего на два года старше), — Вы бьете ее. Я люблю ее. Я Вас вызываю. Как оружие предлагаю рапиры. Сообщите подательнице сего, где и когда она может встретиться с Вашими секундантами. Мариэтта Шагинян». «Я с барышнями не дерусь», — ответил подательнице картеля Ходасевич.

Шестью годами позже Михаил Зощенко на Кавказе, под Кисловодском, должен был стреляться с неким «правоведом К» (так называет его в воспоминаниях Михаил Михайлович).

А еще через год, в январе 1914-го, Борис Пастернак бросил вызов поэту и переводчику Юрию Анисимову. До дуэли не дошло, противников помирили.

Если в годы большевистской диктатуры офицерские дуэли исчезли сразу и навсегда (отдельные инциденты случались, но лишь подтверждали правило), то литературная дуэль оказалась более живучей. Так, в 1922 году Вениамин Каверин вызывал на дуэль только что помянутого Зощенко. К счастью, дуэль расстроилась, и замечательным писателям не пришлось целиться друг в друга.

Тут необходимо припомнить и Осипа Мандельштама, у которого была серьезная дуэльная история с поэтом Вадимом Шершеневичем, а через несколько лет с писателем Алексеем Толстым. С «советским графом», бывшим некогда секундантом в дуэли Гумилев-Волошин, Осип Эмильевич не стрелялся, видимо, только потому, что во время их ссоры (классической, с пощечиной, которую поэт дал писателю за оскорбление жены) — конец 20-х годов — жизнь невероятным образом переменилась. Вокруг столько пропагандистского шума о «новой жизни», столько барабанов и литавр и одновременно столько лжи, арестов, расстрелов, тяжелой несвободы, что дуэль должна была казаться невероятным анахронизмом. Да и пистолетов или же револьверов литераторы уже нигде бы не нашли.

Впрочем, только если у знакомых чекистов…

Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?