К примеру, поручик Пащенко доложил командиру, что прапорщик Иванов не выполнил его приказ. Иванов был посажен на гауптвахту. Выйдя оттуда, он пошел выяснять отношения с Пащенко. Взаимная брань быстро привела к соглашению драться на пистолетах без секундантов. Барьеры были расставлены на десять шагов, первым стрелял Иванов и промахнулся.
Пащенко целился тщательнее и ранил противника в ногу. Такие дуэли — подчиненных с начальниками — в прежние, совсем недалекие времена считались из ряда вон выходящими. В правление Николая I они уже не казались чем-то особенным. Не стало более жестоким и наказание их участникам. Пащенко приговорили к месячному содержанию на гауптвахте, а Иванова — к двухмесячному пребыванию в крепости. Кроме того, обоих по разу обошли производством в чине.
С самого начала николаевской эпохи стал меняться характер дуэли. Если при Александре I смертные случаи были относительно редки, а дуэли окружал некий ореол романтического легкомыслия, то уже в тридцатые годы российская дуэль становится более жесткой и кровавой.
Причины дуэлей были самые разнообразные. Корнет Бамберг вызвал своего однополчанина Кандалеева, вступившись за честь русского правительства. Так, во всяком случае, утверждал сам корнет.
Кандалеев, по натуре спорщик и скандалист, зайдя на квартиру к Бамбергу, разразился длинной тирадой в адрес правительства, хвалил декабристов, а в довершение обругал выходцев из Германии, к которым принадлежал и Бамберг, занявших «российские стулья так, что русским остается на земле сидеть». Возмущенный Бамберг обещал пойти с жалобой «по начальству», поскольку Кандалеев «оскорбил не столько его лично, сколько правительство». На это Кандалеев заметил, что настоящие офицеры не доносят, а дерутся на дуэли!
Договорились стреляться на расстоянии восемь шагов, причем одновременно — по сигналу. Бамберг оказался удачливее. Кандалеев получил тяжелую рану и вскоре умер. Перед следственной комиссией корнет сначала отпирался, вместе с секундантами показывая, что Кандалеев сам себя ранил, но потом признался в «произведенной» дуэли, заявив, что, кроме чести собственной, защищал «честь мундира русского, а вместе с ним и честь русского правительства».
В 1833 году из-за пустяка поссорились офицеры гвардейского полка Воейков и Канатчиков. Слово за слово, и Канатчиков назвал поведение Воейкова свинством, а тот в свою очередь обозвал его дрянью и запустил в него подсвечником.
Решение полковых офицеров было единодушным: Воейков и Канатчиков оскорбили своим поведением достоинство полка, а потому им следует подать в отставку.
Но и отставка не принесла облегчения Канатчикову. Его нигде не брали на гражданскую службу. Он недоумевал, пока один высокопоставленный чиновник не сказал его матери: «Ваш сын оскорблен своим товарищем, и они еще не потребовали друг от друга удовлетворения. Ваш сын публично оскорблен, замаран, и такие люди не могут быть терпимы ни в каком обществе».
Канатчикову ничего не оставалось, как вызвать Воейкова. Дуэль состоялась на Крестовском острове, излюбленном месте петербургских дуэлянтов. По жребию первым стрелять выпало Канатчикову, и он не промахнулся. Пуля попала Воейкову в голову.
Суд постановил лишить убийцу дворянства и после церковного покаяния отправить рядовым в армию. Но общественное мнение, вставшее теперь на сторону Канатчикова, оказалось сильнее суда. Николай I начертал на деле: «Прапорщика Канатчикова, продержав месяц на гауптвахте, возвратить на службу».
Наряду с причинами чисто общественного порядка значительную роль в ужесточении поединков играли сплошь и рядом происходящие нарушения неписаных дуэльных традиций. Случалось, поединок вообще не обставлялся никакими условиями. Нередко дуэлянты обходились без секундантов, обычно секундантов было всего двое и почти никогда — положенных четырех. Врачей, как правило, на дуэли не приглашали, поэтому первая помощь раненым всегда запаздывала.
Изменилось оружие дуэлянтов: почти всегда применялись пистолеты, причем повысились их убойная сила и точность.
Все чаще происходили поединки на условиях чрезвычайно суровых, по дуэльной классификации — исключительных: надо умудриться промахнуться с десяти, восьми, а то и с трех шагов.
Но если и промахивались оба, то часто становились к барьеру повторно, ибо условливались биться «до повалу».
Случалось, из одного пистолета бывали убиты оба противника. В 1834 году в Бадене стрелялись местный офицер Голер и русский капитан Веревкин. При первом обмене выстрелами оба промахнулись. Вторым выстрелом Веревкин тяжело ранил Голера. Полагая, что противник уже не в состоянии продолжать бой, он бросил пистолет на землю, но Голер все-таки поднялся на ноги и попытался выстрелить. Трижды его пистолет давал осечку. Тогда секундант Голера подобрал брошенный русским офицером пистолет, зарядил его и передал своему доверителю. Тот выстрелил и убил Веревкина на месте. А вскоре и сам скончался от полученной раны.