Дуэли и дуэлянты: Панорама столичной жизни

Снова сойтись с Бахметевым ему было не суждено. Но в этот момент он сделал единственное, что могло как-то компенсировать ему бескровность поединка. Он, несмотря на уговоры секундантов, заботившихся и о собственной безопасности, предал огласке факт дуэли. Он хотел, чтобы общество знало и о дуэли, и о ее конкретных обстоятельствах.

Соответственно проведено было официальное следствие, вынесен приговор по существующему закону.

Александр, когда приговор поступил к нему на конфирмацию, смягчил его: Кушелева выключили из камер-юнкеров и отправили в полк, генералы Бахметев и Ломоносов получили выговоры, граф Венансон после короткого пребывания под арестом послан на Кавказ. Чернышев, Яковлев и Голицын выведены были из дела и оставлены без внимания.

Дело было необычное, выделявшееся среди множества поединков, куда более бессмысленно уносивших кровь и жизни дворян. А кроме того, Александр, особенно в первые годы царствования, весьма либерально относился к дуэлянтам, не желая раздражать гвардию и армию.

Декабрист Волконский, в те времена молодой кавалергард, вспоминал: «…B царствование Александра Павловича дуэли, когда при оных соблюдаемы были полные правила общепринятых условий, не были преследуемы государем, а только тогда обращали на себя взыскание, когда сие не было соблюдено или вызов был придиркой так называемых bretteurs; и то не преследовали таковых законом, а отсылали на Кавказ. Дуэль почиталась государем как горькая необходимость в условиях общественных. Преследование, как за убийства, не признавалось им, в его благородных понятиях, правильным».

Утверждение Волконского подтверждается и другими свидетельствами.

В самом начале александровского царствования граф Растопчин, в недавнем прошлом любимец императора Павла, а в недалеком будущем — в 1812 году — главнокомандующий Москвы, сжегший столицу, сообщал своему другу князю Цицианову, первому из знаменитых завоевателей Кавказа: «Ко мне пишут из Москвы, что к тебе с фельдъегерем послан князь Гагарин, кавалергардский офицер, в наказание за дуэль. Но я думаю, что молодого офицера послать в такое место, где князь Цицианов командует, и в Грузию — это награда. Я бился об стену лбом в 24 года, что не мог выпроситься под Очаков. Разве война почитается наказанием?»

Очевидно, перевод в боевые кавказские войска и в самом деле был в александровское время самым распространенным наказанием за поединки, а отношение к честной дуэли со стороны властей достаточно либеральным.

Бретерство же было осуждаемым в обществе исключением, но заурядные, не имеющие идейной подоплеки, дуэли служили регулятором отношений в обширной тогда еще частной — не контролируемой государством — сфере дворянской жизни. Попытаться жестко изъять этот регулятор из сложившейся системы отношений значило подорвать ее равновесие. А этого умный Александр вовсе не хотел.

В 1817 и 1818 годах в Петербурге и в Грузии, под Тифлисом, произошли две дуэли, поразившие воображение современников.

На протяжении многих лет, раздумывая над местом и ролью дуэли в жизни русского дворянина и общества вообще, Пушкин возвращался мыслию к этим поединкам.

Поединок как возмездие

Если бы мне удалось раздробить ему плечо, в которое метил!

Грибоедов о дуэли с Якубовичем

Дантес упал…

— Браво! — вскрикнул Пушкин и бросил пистолет в сторону.

Из рассказа Данзаса

В 1831 и 1835 годах он начинал романы, собираясь вывести в них героев этих дуэлей, романы, где нравственные узлы рубились именно поединками…

Это была знаменитая «четверная дуэль» Завадовского — Шереметева и Грибоедова — Якубовича.

О причинах ее ходили разноречивые и злые слухи. Александр Бестужев в мемуаре о Грибоедове счел нужным сказать: «Я был предубежден против Александра Сергеевича. Рассказы об известной дуэли, в которой он был секундантом, мне были переданы его противниками в черном виде». Как бы то ни было, повод для дуэли дал именно Грибоедов, привезя танцовщицу Истомину на квартиру своего приятеля графа Завадовского. Кавалергард Шереметев, любовник Истоминой, вызвал Завадовского. Секундантом Завадовского стал Грибоедов, Шереметева — корнет лейб-уланского полка Якубович.

А. И. Истомина

Гравюра Ф. Иордана. 1825 г.

Дуэль была в своем роде очень характерная — протуберанец клокотания и разгула дворянской молодежи, еще опьяненной величием наполеоновских войн. Эта атмосфера рождала и первые тайные общества, и бессмысленно смертельные поединки.