Дуэльная ситуация. Еврейский детектив

Узнав по телефону о моем поступлении репетитор-«историк» промолвил равнодушно: «Ну, слава богу!» А дядя Рома приехал к нам с бутылкой коньяку, сидел теперь уже с папой и с мамой за столом в большой комнате. Сначала выпили за мой успех, а потом дядя Рома провозгласил: «Выпьем за то, что вроде что-то начинает меняться!»

Первые полтора-два года все студенты учились очень интенсивно, старались, чтобы не вышибли. На третьем курсе стали осматриваться. Тут мои мечты о работе следователя отошли на задний план. Никто не собирался работать ни в милиции, ни в прокуратуре. Все хотели деньги зарабатывать, заниматься миллионными сделками, покупать и продавать фабрики, заводы, рудники и скважины. В крайнем случае хотели стать нотариусами. Ну, и я вместе со всеми…

Незадолго до окончания мной университета к декану юрфака пришел знакомый ему прокурор из Московской прокуратуры и попросил подобрать хорошего способного парня для работы следователем. Декан выразил сомнение, сказал, что согласятся только нехорошие и неспособные. «Плотим мы, конечно, мало», — этими словами прокурор дал понять, что разделяет сомнение декана, но просит помочь. Декану понравилось слово «плотим», и они вдвоем стали смотреть списки студентов-выпускников. Прокурор ткнул пальцем в мою фамилию: «Вот Шваркевич Роман, белорус, они — тщательные!» Он имел в виду «старательные». Декан ничего объяснять не стал и поручил секретарше найти меня по расписанию и вызвать в деканат для беседы. Прокурор простился и вышел, за ним выбежала секретарша. Догнала его в коридоре и сказала: «Товарищ прокурор, Шваркевич — не белорус, а обыкновенный еврей!» «А… Вы в деканате работаете секретарем? — сам себе напомнил прокурор. — Хорошо, я скажу декану, что некоторые его сотрудники еще не перестроились, пусть проведет с вами воспитательную работу». Секретарша испугалась, что-то пискнула в ответ и поплелась обратно в деканат.

После разговора с деканом, потом с прокурором в прокуратуре на меня нашло умопомешательство — мне предлагают быть сыщиком в Москве! Ура! И хоть мой «здравый смысл» говорил скрипучим голосом: «Ты что?! Одумайся! А жить на что? Взятки брать ты не будешь, а зарплата маленькая», я не прислушался к «здравому смыслу», а пошел «по зову сердца», как настоящий комсомолец, которым мне удалось немножко побыть.

В прокуратуре я оказался среди молодежи единственным москвичом и единственным «русским», или, скажем, говорящим по-русски без акцента. Остальные молодые сотрудники родились и научились говорить на Кавказе. Потом, через два года после меня в прокуратуру пришел еще один молодой «русский» москвич — Ринат Шамшутдинов. При этом все наши старшие товарищи были родом из разных областей Европейской части России, но не из Москвы и Питера, а из Рязанской, Саратовской, Владимирской областей, из Ставропольского и Краснодарского краев. К обилию молодых сотрудников-армян они относились спокойно, как к неизбежному явлению в условиях «перестройки», я же вызывал у старших товарищей некоторую настороженность. Один младший советник юстиции особенно внимательно на меня смотрел, потом как-то спросил: «А ты кто по национальности?» Я ответил.

«Что, и в паспорте написано «еврей»?» — уточнил советник. «В паспортах сейчас национальность не пишут», — ответил я юристу с высшим образованием. «Ну, а у родителей, что было написано, или в твоем свидетельстве о рождении?» — с некоторым даже раздражением уточнил свой вопрос советник.