Когда Семен вернулся в шатер и устроился в кресле, в маленькое вентиляционное окошечко, что располагалось под самым потолком, влетело что-то жужжащее, словно муха. Малиновский протянул руку, и в ладонь сел его золотой артефактный монокль.
Монокль свернул прозрачные, как у насекомого, крылышки и замер. Это была необычная вещь. С ее помощью Семен мог наблюдать, за кем или чем угодно на расстоянии.
— Колонна в лесу, — проговорил он, — лети и смотри, — закончил магической формулой.
Монокль снова развернул крылышки и зажужжал. Оторвавшись от кожи, он быстро, словно муха, унесся обратно в окошко.
Темнота была глубокой. Почти такой же глубокой, как и “нигде”, в котором обитала Катя. Правда, тьма быстро кончилась. И за ней находилась серость. Такая, какая бывает перед восходом солнца.
Я оказался в полутемном месте, очень напоминающем катакомбы или какой-то тюремный острог старого замка. Не очень широкий коридор вел вперед и упирался в стену. Там, на высоте метров трех, зияло небольшое замковое окно, укрепленное стальной решеткой. Сквозь окно виднелось светлеющее небо.
Я быстро сориентировался в ситуации. Стал напряжен и внимателен. Пытался уловить каждый звук. Любое движение. Фонарик не включал, а подождал, пока глаза привыкнут к отсутствию нормального света.
По обе стороны коридора я видел входы в помещения. Это были темницы. Все они были защищены железными прутьями. И все открыты.
Когда я осмотрелся, то шагнул вперед и замер. Потому что обнаружил кошачий ошейник, зажатым у себя в кулаке. Не удивившись, я спрятал его в карман и нащупал там колбу с жижей. Она была на месте.
Тогда я извлек проводник и зашагал вперед. Шел медленно, чутко прислушиваясь и напрягая зрение.
— Лена? — раздался из левой ближней темницы слабый голос, — Лена, это ты?
Я не ответил, немного ускорил шаг. Когда заглянул внутрь, увидел там
Истерзанного мужчину. Он, одетый в какие-то лохмотья, был прикован к стене кандалами. По характерному, темно-зеленому цвету металла, я понял, что оковы антимагические.
— Где… где Лена, где моя сестра? — еле слышно произнес мужчина.
Лицо парня залила кровь. Губы лопнули от ударов. На лбу и скулах виднелись гематомы и ссадины.
— Олег Петрин? — холодно спросил я.
— Да! Да! — как-то сразу обрадовался мужчина, — я Олег! Где моя сестра, она в безопасности?
Пленник тут же оживился, стал ерзать у стены.
— В безопасности.
— Ты пришел освободить меня? — всхлипнул Олег.
Я внимательно прислушался. На мгновение мне показалось, что я слышал еще чей-то голос. Слабый стон.
— Незнакомец? — позвал Олег, — ты освободишь меня?
— Тихо, — строго сказал я и прислушался снова.
Звука не повторилось. Я решил, что мне показалось.
— Ты тут один?
— Сейчас да, — он закивал, — но… но Бояринов, этот подонок возвращается и мучиет меня, — он кивнул на свою голую грудь. Я опустился и посмотрел на раны парня. На левой грудной мышце, прямо над сердцем, было вырезано слово “месть”, — он настоящая мразь. Он перехитрил меня! — с трудом сглотнул Олег, — я так глуп, что думал, будто умнее!
Я не ответил. Поджал губы.
— Ну же! Освободи меня!
Задумавшись, я тронул кандалы, подергал их. Осмотрел застегнутые на запястьях Олега браслеты.
Петрин при этом обеспокоенно посмотрел на меня.
— Я освобожу, — проговорил я, — но сначала хочу осмотреть слизистую твоей нижней губы.
Олег занервничал, посмотрел на меня как-то недружелюбно.
— Не веришь мне да? — сглотнул он, — ну что ж… Посмотри.
С холодным выражением лица я потянулся к губам Олега, чтобы проверить, нет ли внутри татуировки, о которой рассказывал мне когда-то Хлодвиг Пушкин.
Как я и предполагал, он не выдержал. Оскалившись, пленник дернул рукой так, что цепи кандалов тут же порвались. В следующее мгновение, толкнул меня освободившейся рукой.
Толчок оказался магический. Его конечность приобрела красный цвет и ее окутала такая же красная аура. Меня отбросило назад, и я с лязгом ударился в решетку темницы.
— А ты сообразительный, Павел Замятин, — он порвал кандалы на второй руке, освободился и встал.
— Ты хреново подготовился, маг крови, — поднялся и я, — антимагические кандалы — подделка. А сам ты так лебезил передо мной, — я направил на него свой проводник, — что я сразу понял, ни один прокуратор не стал бы себя так вести. Они слишком горделивые люди.
Лже-Олег откинул с лица отросшие и слипшиеся сосульками волосы и злобно оскалился. Потом оттянул свою нижнюю губу и я увидел на ней ту самую татуировку.
— Надо признать, — сказал он, отпустив губу, — я не ожидал, что ты знаешь про тату.
— Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Где черная книга?
— В надежном месте, — оскалился Бояринов в образе Олега Петрина, — как и Петрин. Ты не найдешь их, сопляк. Мне тебя заказали. Сказали избить до полусмерти. Может даже искалечить. Но оставишь в живых. Я не знаю, на кой черт ты нужен им живым, но с радостью исполню такую работу.
— Ну или, — свободной рукой я нащупал в кармане колбу с жижей, — или будешь молить меня о милости, а потом сдохнешь.