Дуэт для одиночества

Перед дверью в класс они затормозили, Вера суеверно поплевала на Лизу. Лиза набрала воздуха и нырнула в зал. Стараясь не смотреть в сторону приемной комиссии, поднялась на сцену. Услышала, как открылась и закрылась дверь. Кто-то вошел. Она точно знала, что это Паша. Она подняла руки, и они перестали дрожать, мгновенно согрелись и высохли. Еще минуту назад казалось, что мокрые, холодные пальцы просто соскользнут с клавиатуры, а теперь они мягко и звучно взяли первые звуки.

Из экзаменационного зала Лиза выпорхнула счастливой. Обычно экзаменующийся покидал зал под гробовое молчание комиссии, но Лизе кто-то сказал: «Браво!» Она не разобрала, кто именно, но было ясно, что сыграла хорошо. Теперь слово было за учителем. Ей хотелось в туалет, но она боялась отойти и прыгала возле пахнущей канифолью двери. Вера прислушивалась, пыталась подсмотреть в щелочку, но из зала не доносилось ни звука.

Наконец вышла секретарь и сказала, что утром будут вывешены списки тех, кто допущен к следующим экзаменам. За ней вышел Хлебников с чужим, скучным лицом. Лиза чуть не разревелась! Паша улыбнулся дрожащей от возбуждения, переступающей с ноги на ногу ученице. Он погладил ее, как маленькую, по голове и сказал, обращаясь к Вере Николаевне:

– Повезло вам с дочкой, а мне с ученицей. Все, теперь все… Пришла пора расставаться.

Он прямо на глазах осунулся, даже постарел. Вера Николаевна всполошилась:

– Да вы что такое, Павел Сергеевич, говорите! Вы же в аспирантуре, вы же учеников тоже берете, неужели вам Лизочку не дадут, если она поступит. Может, на композитора ее поучите. Она так к вам привязалась, просто с утра до вечера слышу Палсергеевич, Палсергеевич…

Лиза смутилась и попыталась остановить маму, но та не унималась.

– Вы понимаете, она к вам по-особенному, ведь без отца выросла. У нас и мужчин-то в доме не было, вы для нее, как папа, как мы без вас…

Паша смотрел поверх голов расстроенной матери и пунцовой от стыда ученицы.

– Уезжаю я, дорогие мои, уезжаю. Насовсем. Так что, как говорится, все, что мог…

– Лиза, – он задумчиво произнес, не глядя в ее сторону, – у тебя получится все, что захочешь, только правильно захоти, прислушайся к себе…

Лиза окаменела, потом развернулась и побежала к выходу. Нетвердыми ногами скатилась по ступенькам, толкнула тяжелую парадную дверь. Те, кому Лиза попадалась на пути, наверное, думали, что она провалила экзамен и поэтому так горько плачет.

Уже были сданы на пятерки все специальные дисциплины, оставались история и сочинение, а Лиза даже в руки книжки теперь не брала. Вера Николаевна измучилась от постоянной нервотрепки, даже заметно похудела. Скандалить с Лизкой не было никаких сил. Дочь заперлась в комнате без окна, на воздух не выходила, лежала, уставившись в потолок, почти не ела и не разговаривала. Испугавшись не на шутку, что Лиза просто не пойдет сдавать дальше экзамены, Вера позвонила Хлебникову.

Паша пришел тем же вечером. За время вынужденного безделья он посвежел и загорел. Под смуглым крутым лбом отсвечивали морской глубиной глаза, а волосы он состриг и теперь выглядел намного моложе. Вера налила чаю, отрезала кусок вишневого пирога.

– Павел Сергеевич, на вас одна надежда, – слезно запричитала Вера, – совсем от рук отбилась, и кто бы мог подумать, что вредная такая. Никогда у меня с ней проблем не было. Ведь не сдаст, паршивка, экзамены, ведь не поступит, и что тогда? Может, вы как-то ей объясните, вас она точно послушает. Вы для нее авторитет.

– А что объяснять, – хлебнув чайку, равнодушно отреагировал Паша, – она сама должна в себе разобраться. Не захочет пианисткой стать, не станет. Самое главное, если она это вовремя почувствует. И хорошо, если сейчас.

– Ну что вы такое говорите! – всполошилась Вера. – Кому ж, как не ей, в консерватории учиться, вы же сами говорили, что талант у нее и что хлопотали вместе с деканом, чтобы ее вообще к поступлению допустили, несмотря на возраст, а теперь вот…

– Талант, способности, это все пустое, если нет одержимости. А вот это уже только временем и характером проверяется. Искра божья не разгорится в пустоте. А знаете ли вы, как от этого огня больно бывает, как выжигает он все внутри. Вы же хотите видеть ее счастливой, так дайте решить самой. Собственно, как бы мы все, и она в том числе, ни решали, жизнь возьмет свое. Что суждено, то будет.

Паша поглядел на запертую в комнату дверь и тихо спросил:

– Лиза там?

Разочарованная поворотом разговора Вера Николаевна кивнула и хотела было позвать, но Паша остановил.

– Я сам, – сказал, направляясь к двери. Он постучал и негромко произнес: – Лиза, если хочешь, не открывай, но есть повод поговорить, может, впустишь?

Дверь распахнулась так быстро и резко, что Паша чуть не провалился внутрь комнаты. Лиза стояла в ночной сорочке с нечесаными волосами. Глаза и щеки горели, она потянула Павла за руку и захлопнула за ним дверь, прямо перед носом несчастной мамы.

Ее тело судорожно вздрагивало. Паша растерялся.

– Лиза, что случилось, ты что, заболела? – он попытался дотянуться до лба, но она ударила по руке.