Дух, брат мой

Так бы они воевали, как командовали. Приказ о том, чтобы не давать никому остающегося бензина, был отдан по согласованию с генералом Варенниковым. Стратег. Я слушал заклинания командиров, а в голове всплывали слова бойцов, неоднократно сказанные об этом военачальнике. Не приведи Господи, было помянуть при них — солдатах и младших офицерах, на чьих руках умирали их товарищи, — Звезду Героя Валентина Варенникова. Сразу следовала реплика: «Ему Звезду, а его телке — за БЗ». И неважно уж сейчас, какой из двух телок — той, что упала с лошади на конной прогулке и сломала руку, или той, которая, убыв в загранкомандировку из советского совхоза, верой и правдой одаривала его теплым парным молоком. Не знаю, сам их не видел, только слышал неоднократно. В этот момент для меня было уже неважно, был ли он по-настоящему талантливым и прозорливым генералом. Возможно, и был. Важно другое. Он был крайне жесток по отношению к простым солдатам, жесток как помещик к крепостным. Наверное, он и воспринимал их именно как крепостных, как живые игрушки. Этих голодных, потерявших человеческий облик, но только не собственную гордость, пацанов, которые были готовы стоять до конца. Этих мальчиков-героев, вчерашних школьников, с автоматами в руках. Он не сумел вернуть матерям их сыновей, а слал домой десятки тысяч цинковых гробов, реализуя на практике штабные игры на картах, рисуя на них синие и красные стрелки. Черные от копоти лица лежащих шеренгами и укрытых брезентом пацанов на аэродромах в Кундузе, Кандагаре, Джелалабаде, Шинданде. Целлофановые мешки с разложившимися останками мальчиков в Кабульском морге. Гробы, гробы, гробы. Десятки тысяч гробов. Пусть они ему вечно снятся. Это — цена его золотой звезды.

Я не оговорился, упомянув десятки тысяч гробов. Эта цифры согласуются с реальностью. Легче, конечно, поверить в цифру 15 тысяч и сравнивать ее с жертвами ДТП на дорогах. Проще всего поверить государству и успокоиться. Но если воспринимать ложь как данное, то нас и дальше будут успешно обманывать.

В 1986 году я пробовал сосчитать цифру реальных потерь на этой войне. 23 февраля состоялось торжественное открытие стелы афгано-советской дружбы в Центральном военном госпитале в Кабуле. На церемонии присутствовал президент Афганистана Наджибулла. По окончании праздника я открыто спросил начальника госпиталя, полковника Немытина о боевых потерях.

— Какие такие боевые потери? — удивился улыбающийся военврач. — Сейчас в госпитале одни «самострелы». Боевых потерь нет.

Я хорошо запомнил эту минуту, его нежелание отвечать прямо на поставленный вопрос, почти неприкрытый цинизм медика в отношении искалеченных солдат. Он, хохотнув, посоветовал пообщаться с младшим медперсоналом. Видимо, на свою беду. Не долго думая, я быстро познакомился там же, под соснами, что росли во дворе военного госпиталя, с медсестрой Любой. Она была простая девушка и за возможность прокатить ее по городу с целью покупки в дуканах некоторых вещей, согласилась рассказать мне о том, кто лежит в госпитале, как считаются потери, а также привести некоторые цифры летальных исходов.

По ее словам, в июне 1985 года в госпитале скончались 98 человек, в июле 112, августе — более 120 человек. С наступлением осени цифры летальных исходов несколько уменьшались. Здесь нужно учитывать тот факт, что Люба имела в виду только «хирургию», и только кабульскую. Полевые военные госпитали функционировали во всех провинциях Афганистана, где стояли наши части и подразделения. В Кабул везли только тех, кого еще по ряду признаков можно было довезти до госпиталя живым. «Среднюю тяжесть» оперировали на месте, сразу перебрасывая еще живые тела в Союз. В счет не шли инфекционные отделения госпиталя. Только в Кабуле их насчитывалось три. А сколько в гарнизонах? Инфекционные заболевания выкашивали в рядах советских военнослужащих едва ли не больше жизней, чем подрывы на боевых операциях. По словам Любы, тех, кого еще можно было переправить в Союз живым, записывали при отправке в журнал как раненых, отправленных на Родину. Когда они умирали на территории СССР, они уже не считались погибшими в Афганистане и не портили статистику. Для таких пациентов была придумана специальная терминология — умершие от ран. То есть в официальных сводках потерь они проходили как раненые, а в реальности — умирали от этих ран в скорости после их доставки в Союз, иногда прямо в самолете. Так государство считало потери в Афганистане.

По словам Любы, в госпитале лежали не «самострелы».

— Это вовсе не самострелы и не дезертиры, Андрей. У них просто у всех голова набекрень съехала.