Дух дзен-буддизма

Но пока нам будут говорить, что истина дзен – очевидна, что она постоянно прямо перед нашими глазами, так мы недалеко уйдем. Кажется, что в ежедневных делах нет ничего выдающегося; нет ничего такого в том, чтобы надевать одежду, есть еду или мыть руки – ничего, что указывало бы на присутствие нирваны или состояния Будды. Когда монах спросил у Цуншэнь, что такое Дао, он ответил: «Обычная жизнь – это Дао». «А как мы можем соответствовать ему?» (то есть, «Как мы можем быть в гармонии и единении с ним?»). Цуншэнь ответил: «Если попытаешься соответствовать ему, ты только отдалишься от него». Ведь жизнь, даже когда это касается рутинных каждодневных вещей, это нечто непостижимое и неясное. Она постоянно меняется, и мы никогда не сможем остановить ее, чтобы проанализировать или дать определение. Если мы пытаемся думать о скорости, с которой проходит время или меняются вещи, наш разум попадает в вихрь, ведь эту скорость невозможно рассчитать. Чем напористее мы пытаемся ухватиться за момент, за приятное чувство, или если мы пытаемся дать определение чему-либо так, чтобы оно всегда было удовлетворительным, – тем более неуловимыми они становятся. Уже было сказано, что дать определение – это все равно что убить, и если бы ветер остановился хоть на секунду, чтобы дать нам возможность ухватиться за него, тогда и не было бы никакого ветра. То же можно сказать про правду жизни. Вещи и события постоянно движутся и меняются; мы не можем поймать момент и присвоить его себе. Мы не можем вернуть прошлое и удержать мимолетное чувство. Как только мы пытаемся сделать это, все, что у нас остается – это мертвые воспоминания. Реальности больше нет, и в ней не найти никакого удовлетворения. Если мы вдруг осознаем, что мы счастливы, и чем больше стремимся к размышлениям о том, какими способами мы можем наше счастье сохранить, тем скорее мы замечаем, как оно ускользает. Мы пытаемся дать счастью определение, чтобы потом, когда мы чувствуем себя несчастными, можно было найти его. Человек думает: «Я сейчас в этом месте, и я счастлив. Поэтому для меня счастье – прийти в это место». И в другой раз, когда он несчастен, он пытается применить свое определение. Он снова приходит в это место и понимает, что оно больше не делает его счастливым. Осталось только мертвое воспоминание о счастье, а определение больше не имеет силы. Счастье – это как синие птицы Метерлинка: попробуй поймать их – и они потеряют свой цвет. Это как если пытаться удержать воду в руках: чем сильнее сжимаешь руки, тем быстрее вода утекает между пальцев. Поэтому учитель дзен, когда его спрашивают, что есть Дао, тут же отвечает: «Продолжай идти!» Ведь мы можем понять жизнь, если только идем в ногу с ней, если полностью утверждаем и принимаем ее как будто магические трансформации и бесконечные изменения. Благодаря этому принятию учеников дзен наполняет прекрасное чувство изумления, ведь для них все становится новым. Начало вселенной – сейчас, ведь все вещи создаются сию же минуту; но и конец вселенной тоже сейчас, ведь сию же минуту вещи и умирают. Поэт Пан Юнь[38] говорит:

Как это изумительно и невероятно,
Настоящее чудо!
Черпаю воду, а ношу горючее.

Дзен иногда называют «прямотой» или «движением вперед», ведь дзен – это движение вместе с жизнью, когда не пытаешься задержать или прервать ее течение. Это непосредственное понимание вещей, того, как они живут и двигаются, как отличаются от идей и чувств об этих вещах, которые всего-навсего – мертвые символы живой реальности. Учитель Такуан[39] говорит об искусстве фехтования (кэндо), которое оказалось под сильным влиянием принципов дзен:

«То, что мы можем обозначить как склад ума с позицией „невмешательства“, является важнейшей частью в искусстве фехтования точно так же, как в дзен. Если между двумя действиями есть хоть какая-то возможность для чего-то, происходит вмешательство».

Связь между событием и ответом разума к тому же не должна быть разорвана непоследовательным мышлением, так как: