«Дух Ямато» в прошлом и настоящем

Не может автор также обнаружить и виновных в развязывании войны с Китаем. Дело в том, что подписание соглашения между гоминьданом и Коммунистической партией Китая настроило «общественное мнение» Японии против Китая. В такой обстановке достаточно было искры, чтобы разгорелся пожар. Эта искра вспыхнула в Пекине, на мосту Марко Поло, причем автору до сих пор неясно, кого винить в столкновении — «анти-японские элементы» или японских солдат. Сомнения Сирояма вызываются, по-видимому, тем, что ему неизвестна древнеримская формула «Cui bono? Cui prodest?». Сирояма не жалеет усилий, чтобы доказать, что японское правительство сделало якобы все возможное, чтобы предотвратить войну. Премьер-министр принц Коноэ публично заявил, что-де Япония не ищет повода, чтобы прибегнуть к силе, и будто бы не имеет никаких территориальных претензий к Китаю. Хирота в качестве министра иностранных дел внес свой вклад, стремясь урегулировать конфликт путем переговоров. Однако, когда в течение двух (!) последующих дней не было достигнуто никаких «реальных результатов», все то же таинственное «общественное мнение» стало склоняться в пользу необходимости эффективной «защиты японских граждан», находившихся в Китае. Но и тут японское правительство, верное своему неизменному стремлению к миру, «потребовало» от военного министра, чтобы посылаемые в Китай дополнительные войсковые соединения были «минимальными». Это ли не стремление к миру! Больше того, оказывается, посылка войск имела целью «подтолкнуть» Китай за стол переговоров. Автор искренне сожалеет, что возникновение новых инцидентов, во время которых в одном месте китайские войска обстреляли японцев, мирно чинивших телеграфную линию, в другом — убили японского офицера и т. п., сделало невозможным урегулирование конфликта дипломатическим путем. Создается полное впечатление, что в развязывании войны с Китаем виноваты не японские милитаристы, а сами китайцы. Подобная трактовка причин захвата Маньчжурии и начала войны с Китаем, думается, не могла бы вызвать возражений и во времена правления милитаристской клики.

В том же ключе трактуются и такие исторические события, как, например, заключение правительством Хирота «антикоминтерновского пакта» с фашистской Германией. «Примерно в это время в далекой Германии шла подготовка плана, который в последующие годы бросил тень не только на жизнь Хирота, но и на судьбу всей Японии» [16, с. 152]. Видимо, и это событие произошло помимо воли правящих кругов Японии. Впрочем, Сирояма дает понять читателям, что вообще не совсем правильно говорить о «тени» в связи с заключением «антикоминтерновского пакта». В тот период, пишет он, «не подлежит сомнению», что «угроза с Севера» возросла, и «предотвращение коммунистического проникновения рассматривалось как самоочевидное требование национальной политики» [16, с. 154].

Надо полагать, что под «угрозой с Севера» Сирояма имел в виду совершенный в том же ноябре 1936 г., когда был подписан пресловутый пакт, налет японской военщины на советскую территорию в районе оз. Ханка, о котором, кстати, так же как событиях на Хасане и Халхин-Голе, в книге почему-то даже не упоминается.

Далее автор объясняет, что и подписание «тройственного пакта» между гитлеровской Германией, фашистской Италией и милитаристской Японией, явившееся заключительным этапом в подготовке второй мировой войны, также преследовало чисто миролюбивые цели. Бывший в то время министром иностранных дел Мацуока впоследствии выражал «горькое сожаление», что пакт привел к результатам, «совершенно противоположным» тем, с которыми он был задуман. По словам Мацуока, Япония, заключая пакт, стремилась как раз «избежать» войны с США. Рассказывая об этом незадолго до своей смерти друзьям, Мацуока даже плакал [16, с. 213]. После таких доказательств у читателей, по-видимому, не должно остаться ни малейших сомнений в чистоте побуждений, которыми руководствовались члены тогдашнего кабинета в своей политике.

Принимая во внимание подобное освещение широко известных исторических событий, не приходится удивляться тому, что автор всемерно стремится дискредитировать решения Международного военного трибунала в Токио. Он утверждает, что «критерии, по которым определялось, кто является военным преступником, были выше понимания японцев» [16, с. 226]. Эти анонимные «японцы», от лица которых выступает автор, были якобы поражены выдвинутым на трибунале обвинением в «сговоре с целью агрессии». В Японии об этом и речи быть не могло. Зато описанию страданий бедных обвиняемых в книге удалено огромное внимание. Полностью забывая, что тюрьма Сугамо была построена для политических заключенных теми самыми правителями Японии, к числу которых принадлежал» обвиняемые, Сирояма красочно описывает мрачные тюремные коридоры и тесные камеры с холодными бетонными стенами, которые были помещены «бывшие министры и генералы», вынужденные к тому же ежедневно выстраиваться на поверку перед «мальчишками-тюремщиками».