«Дух Ямато» в прошлом и настоящем

За минувшие десятилетия правящие круги добились немалых успехов в деле возрождения «государственного» национализма: им удалось восстановить (правда, под другим названием) монархический праздник — день основания империи (И февраля), внести «исправления» в учебники истории по вопросам о трактовке агрессивных войн Японии, ввести в школьную программу курс «морального воспитания», основанный на довоенных этических нормативах, и т. п. Правительство также взяло курс на усиление планирования и контроля в области культуры с целью «консолидации основы нации».

В 60-е годы был выдвинут тезис о «формировании человека» (хитодзукури) в условиях современной промышленной Японии. Этот тезис был детально разработан специалистами по философии, социологии и педагогике Центрального совета по образованию под руководством Косака Масааки в «Программе по формированию желательного образа человека» («Китай сарэрУ нингэндзо») (см. [9]). В центре программы находятся такие принципы, как «осознание миссии Японии в современном мире», «понимание общей ответственности японцев как нации», «всемерное стремление к дальнейшему повышению значения своего государства», «почитание императора» (подробно см. [4, с. 272–273]). Бросается в глаза преемственность программы по отношению к идеологическим разработкам довоенного «япониз-ма». Однако нельзя считать новую волну японского национализма исключительно делом рук правящих кругов.

В первые годы после оккупации представители прогрессивной гуманитарной интеллигенции Японии, как и поборники «Императорского пути», оказались на гребне волны так называемого «народного национализма», который, по оценке японских социологов, носил положительный характер, будучи антиамериканским по своей направленности и сливаясь в значительной мере с национально-освободительным движением народов Востока. Основным показателем роста националистических настроений было увеличение интереса к классическому культурному наследию в массах: оживление театров кабуки и ноо, исследований по древней и средневековой литературе и истории, традиционных школ в поэзии, живописи, прикладных искусствах.

В 60-е годы, в условиях «японского чуда», быстрого экономического развития Японии, стал разворачиваться активный экспорт японской культуры: архитектурных достижений, декоративного дизайна, икэбана, шашек го, национальной кулинарии, дзюдо, каратэ, кэндо и т. п. Для многих представителей японской интеллигенции традиционная национальная культура стала своего рода символом жизнеспособности нации, средством ее самоутверждения на мировой арене.

Конечно, экспорт культуры, рассчитанный прежде всего на переориентацию мирового общественного мнения в пользу «японской модели», был неотделим от экспорта легковых автомобилей и радиоэлектроники, крупнотоннажных танкеров и комплексного заводского оборудования. «Японское чудо» породило мифы о национальной исключительности японцев, становящиеся объектом умелой спекуляции в руках официозных культурологов. По мере роста японской промышленности и увеличения рекламы ее успехов в таких масштабных мероприятиях, как — Олимпиада 1964 г., «Экспо-70», зимние Олимпийские игры в Саппоро, Экспо «Океан», «Экспо-85» в Цукуба, «японская модель» и японский образ жизни стали привлекать к себе все большее внимание в Европе, Азии, Америке и Австралии.

В самой Японии лидеры ЛДП, афишируя «экономическое чудо», несмотря на временные перебои, связанные с экономическим кризисом 70-х годов, пустили в ход весь мощный механизм средств массовой коммуникации для пропаганды нового «общества процветания», в котором якобы ликвидируются социальные противоречия и грядет идеальное бесклассовое национальное единство, спаянное традиционной духовной культурой. При этом духовность буржуазного истеблишмента японского образца открыто противопоставлялась «грубо материалистической» индустриальной цивилизации Запада, переживающей в XX в. перманентный кризис моральных ценностей и не находящей опоры ни в следовании традиционным нормам христианской морали, ни в их тотальном отрицании. Идея «культурной конвергенции» с Западом, находящая признание в Японии, обретает реальные формы только с условием признания доминанты японского начала, а Западу усиленно навязываются японские ценностные ориентации во всех сферах человеческой деятельностн вопреки исторически сложившимся культурным различиям народов.