— Лучше бы ты оказался прав. Теперь на нее опять свалится работенка. И бедняга Гальверон тоже ранен, а он нужен нам более, чем кто-либо другой. Он прирожденный лидер. Один бог знает, что там у него с левым глазом. Он не дал мне взглянуть…
Фергист и Агелла спустились по лестнице, проложив себе путь в толпе взбудораженных людей, и вступили в светлую, просторную базилику. Не успели они сделать и нескольких шагов, как к ним подскочил взъерошенный Телимон.
— Куиллер с вами? — спросил он, мертвой хваткой вцепившись в руку Фергиста. — Ведь он с вами, да? Да?
Конюший покачал головой:
— Мне жаль, Телимон. Мне жаль более, чем можно выразить словами. Но твари добрались до твоего брата. Мы видели его. Сомнений быть не могло.
Круглое лицо маленького человека помертвело.
— Я думал, Куиллер возле меня, — прошептал он. — Я был абсолютно уверен… Там был такой ужас и ад кромешный, и нам пришлось так быстро бежать, когда появились эти создания… — Из его груди вырвалось рыдание. — Я ударился в панику, да. Но если бы я только на миг понял, что его нет рядом, я бы вернулся за ним — твари там или нет. Но я прибежал сюда, и Мечи Божьи не пустили меня назад. А теперь вы говорите, что он умер…
— Мне жаль, — беспомощно повторил Фергист. — Если мы можем хоть что-нибудь сделать…
Но Телимон уже не слушал его. Он слепо проталкивался обратно через толпу, содрогаясь от рыданий, и люди отступали, чтобы дать ему дорогу.
Агелла глубоко вдохнула, силясь проглотить ставший в горле ком. Сейчас не время плакать. В любом случае они не сумеют помочь Телимону. Ему придется найти возможность преодолеть горе.
— Куда поместили раненых? — спросила она у какой-то женщины, надеясь, что какое-нибудь полезное занятие отвлечет ее от горя маленького человечка.
— В нижнюю караулку.
Женщина в изумлении взирала на окровавленную и растрепанную Агеллу.
Более не обращая на нее внимания, Агелла повернулась к Фергисту. Она посмотрела в сторону караулки и покачала головой.
— Если бы только у нас было побольше умелых лекарей! Кайте не справиться одной.
Конюший мрачно кивнул:
— Эх. Она не может разорваться, а у нас трое тяжелораненых одновременно. Не исключено, что ей придется сделать тяжкий выбор…
Кайта была в отчаянии. Если б хоть кто-нибудь из опытных лекарей остался в живых! Ей нужно было успеть всюду одновременно. Целительница посмотрела на то, что твари сделали с животом Эвальда, и закусила губу. Сержант потерял огромное количество крови, кишки его были разодраны, и один Мириаль знает, какая зараза на когтях проклятых тварей. Она подозвала к себе Шелона, красивого молодого человека, который, по ее мнению, был лучшим из выживших лекарей. Тот глянул на раны Эвальда и тихо присвистнул.
— Святой Мириаль, какой кошмар! Ты в самом деле полагаешь, что сумеешь его вытащить?
— Не знаю. Но я собираюсь чертовски хорошо потрудиться, чтобы сделать это.
Кайта устала от смертей. Слишком уж часто они происходили в последнее время. И потом, ей нравился Эвальд. Он был хорошим человеком: добрым, прямым и отважным. В подобных людях они сейчас так отчаянно нуждались. Сержант был одним из тех, кто пришел сообщить ей о смерти Эви, и Кайте было не позабыть его тепла и участия в ту кошмарную ночь…
— Следи за его дыханием и сердцебиением и смотри, чтобы не возобновилось кровотечение, пока я буду шить, — сказала она ассистенту.
— Пока что он без сознания. Но может, лучше дать ему какой-нибудь препарат, чтобы он не пришел в себя раньше времени? — спросил Шелон.
Кайта покачала головой:
— Я не решусь. Это ослабит его организм, а он должен бороться, чтобы выжить.
Сержант лежал на столе в караулке. Командующий Мечами Божьими сидел рядом, прижав к лицу лоскут ткани. Он отказался от забот Кайты до тех пор, пока та не сделает все возможное для его товарища. Эвальд при смерти, и ему требуется неотложная помощь — иначе для него не оставалось надежды. Кайта не могла с этим спорить, однако настояла, чтобы Шелон осмотрел раны. Молодой лекарь выяснил, что оба глаза остались в целости, однако тварь располосовала Гальверону лицо, разодрав лоб и скулу. Окровавленные клочья кожи болтались, обнажая кость. Раны были весьма болезненными, но Гальверон был счастлив узнать, что зрение осталось при нем, и полагал, что легко отделался. Кайта намеревалась зашить его раны, когда для этого будет время, но сейчас ее больше беспокоил сержант, чья жизнь висела на волоске.
— Как он? — взволнованно спросил Гальверон. Кайта мельком взглянула на него.
— Я промою рану и залатаю ее, как сумею. — Она уже делала это, отвечая Гальверону. — Но ты, должно быть, и раньше видел солдат, раненных подобным образом. И сам можешь прикинуть его шансы…
Гальверон тяжко вздохнул.
— Я очень уважаю его, — мягко сказал он. — Эвальд был мне как отец, с тех самых пор как я вступил в ряды Мечей Божьих.
— Тогда помолись за него, — ответила Кайта. — Не знаю принесет ли это хоть какую-то пользу, но сейчас ему понадобится любая помощь, которую мы только сможем оказать.
— Помолюсь, — пообещал Гальверон. — Хотя я гораздо больше верю в твои умения.