Дух любви

Бабушка и мама купили огромный моток шерсти и начали вязать носки. Дженифер принялась за шарф, но через неделю его забросила.

Дженифер казалось, что война дала взрослым новое интересное занятие; они получили возможность строить из себя важных особ и, произнося самые серьезные слова, в глубине души радовались этому. Ее забавляло, как они каждую неделю отправляют посылки в окопы.

Бабушкин вопрос: «Дорогая, ты ничего не забыла?» – и мамин ответ: «Нет, мама, все положено. Мясные консервы, печенье, сардины и табак».

Голос матери звучал бодро, оживленно, и, перевязав посылку веревкой, она обрезала кончики острыми, блестящими ножницами.

В конце концов, это всего лишь игра, думала Дженифер, глядя на нее поверх учебника по арифметике.

Постояльцы-мужчины стали постепенно исчезать с Мэпл-стрит и потом время от времени появлялись в пансионе в военной форме, которая делала их очень высокими и непохожими на самих себя. В таких случаях женщины просто не знали, чем бы им угодить.

Каждая отказывалась ради них от своей порции сахара к чаю, и мама, чтобы не отстать от других, не притрагивалась к маслу. Дженифер пожимала плечами. Эта война ее не коснулась, она и так не ела ни того, ни другого.

Она была всего лишь маленькой девочкой, которая не принимает участия в разговорах и каждый день должна делать уроки.

По пути в школу в Сент-Джонс-Вуд она видела, как в Риджентс-парке солдаты проходят строевое обучение. Иногда они длинными колоннами маршировали по улицам. Ей нравились песни, которые они пели.

С кем бродил ты под луной,
Под луной во тьме ночной?
О нет, не с сестрой,
Не с матушкой, нет…

Часто они кричали младенцам, которых катили в колясках высокомерные няни в шляпках с голубыми вуалетками: «Привет, малышка, как поживает твоя нянюшка?»

Они были веселые и забавные, эти солдаты, им и дела не было ни до бабушки, которая вяжет носки, ни до мамы, которая отправляет ужасные посылки.

Кто-кто-кто твоя подружка,
Та, которая с тобой?

Они распевали во все горло, а Дженифер как вкопанная стояла на мостовой с ранцем за спиной и махала рукой мужчинам, которые махали ей в ответ. Эти мужчины понимали, как глупо быть серьезными.

Дженифер вприпрыжку добежала до школы. В то утро она поняла, что война – это нечто большее, чем цепочка слов в газетах, что она может иметь прямое отношение к людям. В ее классе был урок рисования, его вела миссис Джеймс, терпеливая, едва ли способная чему-нибудь научить женщина, которая не имела никакого влияния на учениц.

В середине урока, когда Дженифер, расшалившись, встала на одну ногу и принялась размахивать линейкой, а несчастная учи гельница крикнула, чтобы она успокоилась, кто-то открыл дверь и сказал:

– Прошу прощения, миссис Джеймс, вас хочет видеть мисс Хэнкок.

Оставшись одни, девочки сполна воспользовались свободой и под предводительством Дженифер пустились в пляс на партах. Прошло десять минут, двадцать, полчаса, а учительница все не возвращалась.

Дженифер взяла мел, кое-как нарисовала на доске осла и под рисунком поставила подпись: «Миссис Джеймс». Дети громко рассмеялись. Покраснев от гордости, Дженифер стерла рисунок и принялась за новый, когда дверь открылась и в класс вошла девочка из старшей группы.

– Пожалуйста, успокойтесь, – сказала она серьезным тоном, – и сядьте за парты. Вы можете делать домашнее задание. Миссис Джеймс сегодня не вернется. Она получила телеграмму, что ее муж убит. Она уехала на такси.

В классе мгновенно наступила тишина.

Дети сели за парты и молча раскрыли учебники. Мел выпал из руки Дженифер. Она посмотрела на стол учительницы, увидела карандаш, который миссис Джеймс торопливо отложила в сторону, и сразу представила себе, как та спешит по коридору в кабинет, платком стирая с пальцев мел, открывает дверь и видит мисс Хэнкок с телеграммой в руке.

Нервная, некрасивая маленькая девочка по имени Люси, которая сидела на задней парте, громко расплакалась.

– Это гадко, – прошептала Дженифер, – гадко, гадко…

И она вспомнила Гарольда в форме, как он махал ей из окна переполненного поезда на вокзале Ватерлоо, вспомнила и испугалась.

Теперь девочки на целую неделю исчезали из школы и возвращались с черной повязкой на рукаве. Она означала, что кто-то из их близких погиб на фронте. Еда в пансионе стала отвратительной. Хлеб темно-коричневого цвета, никакого джема, и маргарин вместо масла. Ели не картофель, а рис, а вместо капусты какую-то брюкву.

Если пудинг был кислым, его подслащивали маленькими белыми таблетками, которые назывались сахарин. Дженифер начала забывать вкус старой еды. Забыла она и то, какую одежду мужчины носили до войны. Теперь все были в военной форме. Что-нибудь другое трудно было даже себе представить.