Дух Меркурий

Образ этого сколь рассудительного, столь же и щедрого на помощь старца напрашивается на то, чтобы поставить его в какую-то связь с божеством. В немецкой сказке о солдате и черной принцессе[679] повествуется, как жуткая принцесса из своего железного гроба каждую ночь забирает к себе солдата, стоящего у могилы на часах, и пожирает его. И вот солдат, которому подошел черед стоять на часах, хочет бежать. «Когда настал вечер, он тихонько ушел, бежал за горы и леса и попал на красивый луг». Там перед ним внезапно появился маленький человечек с длинной седой бородой, и это был не кто иной как наш возлюбленный Господь, который больше не хотел терпеть то лихо, что каждую ночь устраивал черт. «Куда путь держишь? — спросил седой человечек.— Нельзя ли с тобой?» Старичок внушал доверие, и потому солдат рассказал ему, что он убежал и почему так поступил- Следует, как водится, добрый совет. В этом рассказе старец объявляется фактически самим Богом с той же наивностью, с какой английский алхимик сэр Джордж Рипли называет «старого короля» «апtiquus diemm»[680].

Все архетипы имеют как позитивный, благоприятный, светлый, указывающий вверх характер, так и указывающий вниз, отчасти негативный и неблагоприятный, отчасти прямо хтонический, но в остальном нейтральный аспект. Архетип духа не составляет исключения из этого правила. Уже свойственное ему обличье гнома означает ограниченный диминутив, так же как и многозначительная природность растительного божества, берущего начало из подземного мира. В качестве потерпевшего ущерб, а именно потерявшего один глаз, старец выступает в одной балканской сказке. «Вилы», разновидность крылатых демонов, выбили ему глаз, и герой должен приложить все силы, чтобы они вернули его. Таким образом, часть своего зрения, т. е. своей проницательности и просветленности, старец потерял в демоническом мире тьмы: он понес от него ущерб и потому заставляет вспомнить о судьбе Осириса, который один свой глаз потерял при взгляде на черную свинью, т. е. Сета, или хотя бы о том же самом Вотане, который принес один глаз в жертву источнику Мимира. Примечательно, что скакуном старца в нашей сказке является козел, указывающий на то, что у самого старца есть и темная сторона. В одной сибирской сказке старец — это одноногий, однорукий и одноглазый дед, который оживляет мертвеца железным прутом. В ходе истории его самого по ошибке убивает этот несколько'раз оживленный мертвец, который из-за этого и упускает свое счастье. Сказка эта называется «Однобокий старик», и его ущербность на самом деле означает, что он сам некоторым образом состоит лишь из одной половины. Другая половина невидима, но выступает в повествовании в виде убийцы, который покушается на жизнь героя этой истории. В конце концов J'epoio удается убить_своего неоднократного убийцу; в порыве^езумия Ън поражает, однако, и однобокого старика, что намекает на тождество обоих убитых. Отсюда следует вероятность того, что старик_одновременно мог быть и своей противоположностью, оживляющим и убийцей — «aTutrumque'peritus»[681], как сказано у Гермеса[682].

При таких обстоятельствах по эвристическим и другим причинам необходимо внимательно осмотреть всех окружающих персонажей, где бы ни появился «скромный» и «простосердечный» старец. В нашей первой эстонской сказке о мальчике-батраке, который потерял корову, возникает поэтому подозрение, что доброхотливый старец, как раз вовремя оказавшийся на месте, перед этим хитро устранил корову, дабы создать своему подопечному подходящий повод для того, чтобы удрать. Вполне возможно, как показывает повседневный опыт, что более глубокое, но подпороговое знание о судьбе инсценирует досадный инцидент, чтобы запугать Иванадурака Я-сознания и тем самым показать ему его собственный путь, который он никогда не нашел бы уже по одному слабоумию. Если бы наш сиротка подозревал, что этот старик чарами свел у него корову, тот, конечно, показался бы ему наглым троллем или чертом. У старца, оказывается, есть и злобный аспект, подобно тому как первобытный лекарь, с одной стороны, является исцелителем-помощником, а с другой — составителем ядов, которого все боятся, так же как и слово (pdpuoncov означает одновременно лекарство и яд, а яд в конце концов и в действительности может быть и тем и другим.