Дух оперы

Когда у человека изменяется сознание, он уже стаёт как бы не от мира сего. Он сталкивается с чудом, и сам может уже творить чудеса. Американские психологи Торранс и Холл утверждают, что только гении обладают способностью творить чудеса. Ведь что такое сверхъестественное? Это – то, что выходит за рамки обычных, естественных явлений, но совсем не противоречит законам природы, потому что мы не знаем до конца все эти законы, которые нам раскрываются при внезапных вспышках озарения, что может выходить за логические рамки нашего разумного понимания, ибо сама наша логика построена лишь на тех знаниях, которыми мы обладаем. А за бортом наших знаний простирается вся Вселенная с её тайнами и секретами. Поэтому многие вещи даже не вписываются в сферу нашего понимания. К тому же, как считают эти учёные, сознание даже умных людей отягощено нуждами и потребностями других людей так называемой эмпатией, или, иными словами, «сопереживанием», «отзывчивостью» и «вчувствованием», из-за чего теряется свобода их мышления, а именно это и входит в орбиту человеческой логики. И даже обретённый ими ореол исключительности – это ничто иное, как фикция, способная вдохновлять и внушать веру в свои силы всем, кто с ними общается, потому что эта способность связана с умением сопереживать другим, и только в этом русле следовать интуиции в рамках дружелюбия и оптимизма. Но мир совсем не такой, каким мы стараемся его представить, а то, что мы себе представляем, является только нашим воображением, где мы ещё способны как-то разрешать конфликты, особенно в тех ситуациях, где они имеют логическое решение. Но там, где требуется не логическое решение, часто мы становимся бессильными. Поэтому только людей, отвергших всю логику этого мира, людей таких, какие находятся в этом лечебном учреждении, и можно назвать творческими личностями, соединяющими в себе множество прямо-противоположных черт. По сути говоря, эти люди – по-своему высокоодарённые, потому что, как сказали эти учёные: «они более мужественны и в то же время более информированы, более конформны, и в то же время более нонконформны, более автономны и более зависимы, более серьёзны и больше склонны к игре, более робки и более бесстрашны, более уверены в себе и более склонны к сомнениям в своих силах, более восприимчивы и более самостоятельны по сравнению с менее творческими людьми. Они интегрируют эти полярные противоположности в своём мышлении и поэтому обладают необъяснимой способностью решать проблемы, которые, казалось бы, не поддаются логически разумному разрешению. Именно у этих людей наличествует чувство грядущего, яркое и образное его представление, что связано с их богатой фантазией и интуицией. Их можно назвать сумасшедшими, как и всех схимников и отшельников, способных к трансцендентальной медитации. Но именно они и представляют то совершенство, включающее в себя просветление и самореализацию. И жаль, что их никто не понимает, и поэтому держат в заточении.

Я вошёл в здание психлечебницы и встретился с дежурным врачом, попросив у него разрешения увидеться с моим товарищем.

– Вы хотите навестить математика? – уточнил тот.

Я кивнул головой.

– Он последнее время стал грустным и нервным, – заметил врач, – и меня беспокоит его бледность, но со здоровьем у него всё в порядке. Это, я думаю, от нервов. Уход за ним хороший. Я не знаю, из-за чего он такой возбуждённый, хотя мы и даём ему успокоительное. Всё время он ходит со своим блокнотом, записывает какие-то формулы, ни с кем не общается, мрачнее тучи. Вы уж уделите ему внимание. Обычно после обеда он немного успокаивается.

Я сказал врачу, что постараюсь сделать всё от меня зависящее.

– Вот и прекрасно, – молвил врач и ушёл за Юрием.

Через несколько минут Юрий вошёл в комнату свиданий в больничной пижаме. По его походке и голосу я понял, что он чем-то очень расстроен.

– Что с тобой случилось? – спросил я встревожено.

– Давеча я гулял в нашем саду, – сказал он, – и увидел на траве одну засыпающую стрекозу, я взял её в руки и принёс в палату, хотел её отогреть, чтобы она ожила. Положил её на тумбочку, возле своей кровати, а потом забыл о ней, нечаянно смахнул на пол и наступил на неё. Лучше бы я оставил её на месте. Может быть, она ожила бы. Сегодня, вон, какое теплое солнце. Обычно я не вожусь с насекомыми, брезгую брать в руки мух, тараканов, гусениц. Но стрекозы мне нравятся, и бабочки тоже. А сейчас жаль, что они все умирают. Осенью наступает общая гибель всех насекомых. Это как гибель нашего мира.

– Откуда же взялась эта стрекоза зимой? – удивился я.

– В нашем саду сейчас осень, – сказал он убеждённо.

От его слов мороз пробежал у меня по коже. «Вот оно, помешательство, – подумал я, посмотрев на него с сожалением, – он путает даже времена года». Но я тут же взял себя в руки и, стараясь подавить свои эмоции, заметил ему:

– Но я думаю, ты так расстроился ни оттого, что раздавил стрекозу.

– И от этого тоже, – грустно сказал он, – но ты прав, самая главная моя печаль состоит в том, что я погубил мир.

– Что ты имеешь в виду?

– Это долгая история.